Назад Вперед

С кос моих сорвав платок...


Мария Катышева  

Мы раскрепостились так, что дальше некуда. Но вместе с правом ходить полуобнаженными мы получили и обязанности: добывать в поте лица насущный хлеб, в одиночестве воспитывать детей, тащить на своем горбу домашнюю и производственную работу и в придачу пьяного мужа... Уверена, большинство русских женщин живут сегодня под девизом: «я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик».

 

ЕСТЬ темы, которые то вдруг начинают занимать общество, то отходят на задний план, потом всплывают опять. Ныне снова заговорили о головных платках. Носить-не носить, в добровольном или принудительном порядке, взрослым женщинам или абсолютно всем...
Вспоминаются 60-е — 70-е годы. Тогда тоже придавали очень большое значение теме женского платка, только в обратном смысле. Платок требовалось немедленно снять с головы горянки, как символ ее униженного, закрепощенного положения. С девочек в школах стали срывать платки. Раскрепощать горянку. А в конце 80-х годов Ахмад Сулейманов, приглашенный мною на «круглый стол» по народным обычаям и традициям, констатировал: «Сейчас примитивности в духовном плане больше (хотя и появились писатели, композиторы, художники). Потому что изгнаны веками вырабатывавшиеся нормы. Пойдите сейчас в любой парк — сидят, открыто целуются. Это неприлично. Я знаю человека (может, это не для печати), уполномоченного нашими стариками хоронить грудных детей, которых выбрасывают на Хан-кальском кладбище. «Ахмад, Ахмад..., — он двумя руками держит мою руку и со слезами на глазах говорит, — я нынешней зимой похоронил пять малышей, задушенных ленточками. До чего мы дошли?..» Таких детей милицейские работники нашли в одном только Старопромысловском районе одиннадцать. Утрачены все ценности. Куда мы идем? Что мы строим, какое общество?»
Конечно, нельзя однозначно утверждать, что отсутствие платка на голове говорит о безнравственности, так же, как и его наличие — о высокой морали владелицы. Все зависит от внутреннего мира человека, от его воспитания, тех установок, которые он получил в семье. Но все же...
Носить платок — это традиция, бытовавшая и бытующая у многих народов. А традиции, как известно, просто так не возникают, они вырабатываются на протяжении веков и имеют глубокий смысл. По-моему, платок — это символ. Он как бы олицетворяет сдержанность, скромность женщины, ее приверженность дому и своему предназначению. История показывает: там, где женщина сняла платок — упала нравственность в обществе, институт семьи утратил свое цементирующее значение. Может, кому-то это покажется смешным, но это так. За примерами далеко ходить не надо. Известно, что в допетровской Руси женщины носили и платки и одежду, закрывающую руки и шею. «Европеизация», начатая Петром Первым, привела к тому, что сегодня мы открыли не только плечи и руки, но и ноги, и даже, простите, животы. Мы раскрепостились так, что дальше некуда. Но вместе с правом ходить полуобнаженными мы получили и обязанности: добывать в поте лица насущный хлеб, в одиночестве воспитывать детей, тащить на своем горбу домашнюю и производственную работу и в придачу пьяного мужа... Уверена, большинство русских женщин живут сегодня под девизом: «я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик». Ну, и что в этом хорошего? Я уже не говорю о тех болезнях, которые в результате получило общество: наркомания, алкоголизм, брошенные дети, одинокие старики... Все взаимосвязано. Прошу понять правильно: мы дошли до нынешнего состояния не потому, что сняли платок как элемент одежды, а потому, что утратили традиции, которые этот платок олицетворял. Хочется еще привести слова Ахмада Сулейманова на том давнем «круглом столе»:
— Как вода, просачиваясь в землю, находит себе естественный путь, так естественным путем складываются у любого народа его традиции. Они оттачиваются веками. Что-то оказывается ненужным, лишним и не приживается, отпадает. Лучшее, наиболее целесообразное, остается. После того, как на чалась эта «новая» пропаганда — началась пропаганда против всех этих традиций. Их стали разделять на пережитки и на хорошие традиции. Но у нас пережитков, как таковых, не было. У нас были традиции, и они вызывали восхищение тех, кто знакомился с чеченцами и ингушами. В прошлом. У ученых прошлого века. Когда вошло в моду бороться с пережитками прошлого, то под эту статью стали подгоняться многие традиции. Их старались всячески искоренить. Выработалось устойчивое мнение: раз традиционное — значит, устаревшее, вредное. Насильственное вторжение, стремление переломать некоторые обычаи приводило к их извращению. Так исказилось традиционно священное отношение к женщине. В современной идеологии считается, что женщина у чеченцев была забита, бесправна. Это не так. Я могу клятвенно утверждать, что и чадру человечество придумало не для того, чтобы женщину закабалить, а для того, чтобы ее возвысить. Есть легенда, в которой говорится, что когда девушка выходила замуж, она попросила юношу: «Занавесь мое лицо чадрой, чтобы только ты один меня видел».
— Пожалуйста, оцените эти слова. Вы поняли их смысл, да? Сама девушка попросила: чтобы никто меня не видел, только ты один, ни солнце, ни луна; чтобы меня не сглазили, и ты бойся, как бы меня не сглазили. Чадры чеченцы не знали, но у нас были чух-та и кашта. Как и земля, женщина у горцев была святыней. Мужчина только в трех случаях мог стать на колени: перед землей, матерью и женщиной. У горца в прошлом спрашивали: почему ты так вооружен? Для чего тебе и шашка, и кинжал, и кремневый пистолет? Он отвечал: а вдруг случится так, что при мне оскорбят женщину? Вот, стало быть, почему горец вооружался. Не для того, чтобы поразить какого-то неведомого врага, но первым долгом — чтобы защитить женщину, если ее оскорбляют. Становясь хозяйкой дома, женщина приобретала священный титул — ц1ийна нана. Это значит — мать дома, владычица огня. А огонь — это тепло, уют, добро. Это семья. Без огня, который поддерживает жена, жизни в доме нет. Огонь в очаге горел всегда. Жестоким проклятием у нас считается: «Пусть огонь в твоем очаге потухнет», «Пусть дым из твоего дымохода не выходит». Это значит, семья утратит силу, не будет той, что поддерживает огонь. В нашем обществе Ченти есть предание: наша дерхоевская девушка выходила замуж в общество Дзумс. И когда ее спросили, что самое дорогое ты хочешь взять из своего дома, она попросила: «Пожалуйста, дайте мне глиняный горшочек с углями из нашего родного очага». С этими углями она ушла в Дзумс, прожила 124 года, и все эти годы в ее очаге горел огонь. Ему не давали остыть. Я и сам помню как в горах, в годы моей юности, смеялись над теми, у кого погасло пламя в очаге: «Э-э-эй, у тебя что, хозяйка, что ли, мертвая? Почему огонь потух?»
Был еще необыкновенно важный, в иных случаях просто спасительный обычай, связанный с женским платком. Скажем, два заклятых врага встретились и обнажили кинжалы для смертельной схватки. Если здесь оказывалась женщина, стоило ей обнажить голову, бросить платок — и устанавливался мир, кинжалы тотчас убирались обратно в ножны...

Этот обычай не раз отражался в литературе. В частности, он вдохновил питерского поэта Сергея Вольского, друга и переводчика известного чеченского литератора Алвади Шайхиева, на такие строки:
Древний обычай в горах
почитали всегда: Если мужчины в раздоре
хватали кинжалы, Женщина тотчас платок
между ними бросала, И моментально тогда
утихала вражда...
Женщины мира! Что может быть
мира важней? Сшейте платок из бесчисленных
ваших страданий, Сшейте из вдовьих,
терзающих душу рыданий, Бисером пролитых слез
оторочьте скорей. (...) Под ноги бросьте мужчинам,
покуда не встала Утром заря над обугленной
мертвой землей...
Стремление искоренить народные традиции и обычаи, столь характерное для советского периода нашей истории, стало одной из многих причин, приведших к разрушительным процессам 90-х годов.
Что творится на земле,
я совсем не понимаю.
С кос моих сорвав платок, дьявол по ветру унес.
Помоги мне! Страшный змей мою душу обвивает.
Видишь, стая воронья
скрыла неба синеву...

— так (разумеется, это всего лишь подстрочник) писала Бана Гайтукаева в предчувствии беды, надвигающейся на ее любимую Чечню.
Носить или не носить платок — дело сугубо личное. Какой прок, если носить его по обязанности, а в душе не иметь ни чести, ни совести? И наоборот: истинно верующий останется таковым в любой ситуации, при любом режиме. Если в душе есть незыблемый столп веры — отсутствие платка не сможет поколебать его.
...Бывая в православном храме, я обращаю внимание на то, как похожи молодые прихожанки в своих шифоновых или кружевных шарфах на воспитанных в традициях горянок. Одухотворенные лица, особая женственность... В присутствии такой девушки парни не посмеют ругаться нецензурными словами, проявлять грубость и развязность. Они захотят показать себя только с лучшей стороны, станут выше и чище душой.
Так что платок — это дело личное, но... имеющее немалое общественное значение.