|
ПОКОЛЕНИЕ ВОЙНЫ
За истекший год в РОФ «Низам» к юристам поступило 1500 обращений, из них свыше 300 касались действий медико-социальной экспертизы. По закону экспертиза должна быть проведена в течение одного месяца, а ждать приходится иногда год и больше. Объяснения находят самые разные, вплоть до того, что большие очереди, не укомплектован штат и т.д. Но сами инвалиды считают, что все дело в коррумпированности соответствующих структур. В этом мнение юристов РОФ «Низам» и инвалидов совпадает. Есть механизм обжалования. Но не все хотят обращаться в суд. Это связано, по мнению Исмаилова, с издержками судебной и правовой системы, отсутствием правовой культуры. Вообще он считает, что законы РФ, касающиеся инвалидов, не действуют потому, что отсутствуют механизмы их реализации. Все права инвалидов на территории ЧР регулируются законодательством и органами исполнительной власти РФ. Есть распоряжение правительства ЧР о льготах в сфере трудоустройства: 3% от общего числа рабочих мест во всех организациях и ведомствах должны предоставляться инвалидам. Но это правило не соблюдается. Исмаилов утверждает, что целый ряд регулирующих документов не имеются механизма практической реализации ни на уровне РФ, ни в пределах Чечни. Согласно закону часть инвалидов имеет право на льготное выделение спецавтотранспорта. Есть на этот счет и инструкция министерства труда и социального развития РФ, которая пока не может применена в Чечне. Ведь для этого в первую очередь должен быть создан орган, выделяющий транспорт, должна быть очередность, списки; все это отсутствует. Согласно указу президента России, пострадавшие в ходе «контртеррористической операции» инвалиды имеют право на компенсацию в сумме 2000 рублей за ранение и 20000 рублей за гибель близких. Однако, по мнению юристов, даже это жалкое право реализовать очень сложно, ведь требуется представить доказательства, что травма получена не в результате действий боевиков. Кроме посттравматической реабилитации и протезирования, у нас нет действующих программ, государственных или общественных, направленных на улучшение социальной жизни инвалидов. Их только обеспечивают пенсией… если можно так назвать мизерные суммы, которые получают инвалиды в Чечне. Итон считает, что проблемы инвалидов должны решаться на государственном уровне посредством продуманного уточнения соответствующих положений общероссийских и республиканских законов. Пока же мы пятнаем себя безнравственным равнодушием к участи тех, за чью трагедию ответственно само наше общество. Выходит, что тысячи юных чеченцев, которых российское государство искалечило и сделало сиротами, обречены на унизительную нищету и беспомощность. Две кровавые войны, с неописуемым бесстыдством и цинизмом названные «восстановлением конституционного порядка» и «контртеррористической операцией», прошлись по их судьбам гусеницами танков и запрещенными шариковыми, игольчатыми, кассетными бомбами (когда нечто подобное в куда меньшем масштабе произошло в Осетии, те же российские власти назвали это геноцидом). Путаница даже в статистических данных о детях-инвалидах говорит об отсутствии в соответствующих структурах и ведомствах республики социальных программ помощи этой категории детей. А ведь их адаптация, обеспечение им человеческих условий жизни должно было стать приоритетным направлением в работе республиканского правительства. Что до правительства федерального, по милости которого многие тысячи детей стали инвалидами, оно обязано, по крайней мере, полноценно финансировать такие программы. ЖЕРТВА «КОНСТИТУЦИОННОГО ПОРЯДКА»  В 1995 году Мархе Муталиповой не было и двух лет, но война не пощадила и ее. В Веденском районе, где жила Марха с семьей, шли ожесточенные военные действия.Обстрелы всегда начинались внезапно, снаряды и пули, призванные «восстановить конституционный порядок», летели со всех сторон, жители зачастую даже не успевали спуститься в домашние подвалы. Было очень много жертв среди мирного населения, в том числе детей. Подозревал ли тот, кто наводил «Град» на их село, что никаких боевиков там нет, а есть крошечная Марха, она сидит на коленях у мамы, не подозревая о близкой опасности? А может, это сделал и не «Град»; боевые самолеты тоже наносили «точечные» удары, обычно достигавшие цели, ведь и школы, больницы, детские садики, если посмотреть с должной высоты, всего лишь «точки»… В тот несчастный для Мархи день очередной такой точкой стал ее родной дом. Кто видел войну, тому ее уж не забыть. Но ту, первую чеченскую, помнят особенно: никто еще ничего не понимал, невозможно было поверить, что этот бред – реальность. Почему обстреливают села, где одни мирные жители, почему умирают дети, женщины и старики, почему их бомбят «родные» самолеты с красными звездами, которые всем так знакомы со школьных лет? Ну, и так далее… Дом Муталиповых разворотило разрывом ракеты. Мать Мархи погибла на месте. Девочку нашли лежащей на груди у бездыханной женщины. Марха выжила, но лишилась обеих ног. Передо мной лист бумаги - характеристика, где все, что творится в душе и голове Мархи, втиснуто в несколько лаконичных фраз: «Девочка может очень нравиться окружающим, подкупая их своим явным к ним интересом и искренностью. Хорошо развито воображение, художественный стиль мышления, но очень ранима и чувствительна. Нуждается в возможности восстановить силы. Мысль, что она не в состоянии достичь своих целей, раздражает ее. Это вызывает у нее ощущение бессилия…». У меня вызвали ощущение бессилия эти строки, написанные рукой какого-то порядочного мудреца… Того, кто умудрился не понять, что Марха, я уверена, больше страдает от того, что просто не понимает, в чем она провинилась, почему общество с ней так обошлось. Но жизнь бьет ключом, Марха живо ощущает это, ей интересны люди, ее юная душа наперекор всему открытая, честная… Я не задала Мархе ни одного вопроса. Не она - другие рассказали мне, что Марха очень хочет поехать куда-нибудь в санаторий, посмотреть на других детей со схожими проблемами, привезти оттуда много фотографий, адреса друзей, увидеть мир… Марха училась больше на дому. Сейчас ей 15 лет. Возраст, когда требования человека к окружающим, к себе особенно, подчас даже неразумно высоки. Я не посмела задавать ей вопросы, не хватило духу. Да и совесть не позволила. А еще я боялась ответных вопросов. Мне многие дети задавали их, сравнивая себя с жертвами Беслана, Норд-Оста. Я не находила ответа. Ну как объяснить покалеченным войной детям Чечни, почему они не такие, как другие? Почему боль, которую им ни за что, ни про что причинили, - только их личное дело? ОН НИ НА ЧТО НЕ ЖАЛУЕТСЯ  Магомед Амирханов родился 3 октября 1984 года в прекрасной уважаемой семье, в селении Гойск Урус-Мартановского района. В 1996 году школа в этом селе была разрушена. Как и все местные ребята, Магомед оказался оторван от школьных занятий. И добро бы только это! Он был уравновешенным, красивым 12-летним мальчишкой, когда его настигла другая, худшая беда. 21 ноября он, как обычно, пас овец на поле невдалеке от трассы. Там и наступил на эту проклятую мину, ему сразу оторвало обе ноги выше колен. В это время недалеко от Магомеда пасла своих овец одна пожилая женщина, она бросилась к нему. Услышав взрыв, на помощь подоспели родственники, живущие поблизости. Его отвезли в ЦГБ Урус-Мартана, и когда утром мальчик пришел в себя, он увидел у своей постели отца. Не дай Аллах ни одному отцу увидеть своего ребенка в таком состоянии! Но это случилось… Семья стойко пережила беду, мальчику и его близким хватило мужества. Боль постепенно утихала. Но вряд ли когда-нибудь она пройдет совсем.Подлечившись, Магомед вернулся домой из больницы, но через два месяца его снова отвезли туда. Раны не заживали, потребовалась новая операция. По милости Аллаха и благодаря любви своей семьи Магомед выжил. В 1997 году его направили на протезирование в Азербайджан. Но те протезы послужили ему не долго - по словам Магомеда, они были некачественные. В 2006-м Магомед попал в реабилитационный центр РОБО «Спасем поколение». Здесь же прошел компьютерные курсы. В этом центре и я с ним познакомилась. Он был застенчивым, неразговорчивым. Уединялся, ни с кем не разговаривал. Я и массажистка этой организации Роза, мы стали с ним беседовать, сумели его уговорить посещать спортзал, он начал понемногу заниматься, а до этого его здесь ничто не интересовало. С тех пор, как с ним приключилось это несчастье, Магомед редко выходил из дома. И в школу не ходил, стесняясь своих сверстников. К тому же он никак не мог привыкнуть к протезам, в основном пользовался инвалидной коляской. В 2007-м Магомеда и еще нескольких парней направили в Санкт-Петербург на новое протезирование, это стало возможно благодаря французской организации «Андикап Энтернасьональ». На сей раз протезы были хороши, они очень понравились Магомеду, но он похудел, и они стали ему велики. Так и живет Магомед в селении Гойск. Он немножко изучил арабский язык, хотел бы продолжать, но его некому учить. Можно было бы пригласить на дом учителя, но Магомеду неловко, да и средств не хватит, ведь у него одна пенсия, ни другого дохода, ни помощи со стороны не предвидится. Я спросила Магомеда, есть ли у него какая-нибудь мечта, но он ответил равнодушно: «Нет, Зулихан. Никакой мечты, ни желания у меня нет». Не сказал, что хочет иметь дом, машину, работу, что мечтает учиться. А ведь их семья живет трудно, ни у кого нет работы. Разве что иногда брат подзаработает где-нибудь, но это все временное, постоянного дохода у Амирхановых нет. И жилье, конечно, тоже приходится снимать. Магомед необычный юноша: он, как умудренный суровым опытом взрослый человек, не жалуется на жизнь. Добрый, отзывчивый и спокойный собеседник, он всегда говорит, когда кто-то сетует на судьбу: «Эта жизнь просто очень короткая. И что ни есть, все от Аллаха». Он не стремится к личной выгоде, смирившись с горькой участью, ни от кого ничего ждет и не требует. Но общество, разве вправе оставить таких ребят без внимания и помощи? Ведь любой мог оказаться на их месте, кто может воображать, будто он застрахован от беды? В нашей республике столько жертв этой войны! Неужели мы, уцелевшие, так бессердечны или бессильны, что бросим их на произвол судьбы? НИ ЖИЛЬЯ, НИ РАБОТЫ… Магомед-Эми Хизриев, житель поселка Андреевск Заводского района Грозного, родился 22 мая 1986 года. Следовательно, 13 апреля 1999-го, когда это случилось, ему было тринадцать. В тот день после обеда Магомед-Эми пошел за скотом к ТЭЦ заводу. По пути зацепился ногой за какую-то проволоку, заметив это, попробовал выпутаться, как вдруг раздался взрыв. Люди, которые были поблизости, пришли ему на помощь, отвезли в 9-ю городскую больницу. Там мальчику ампутировали правую ногу. Когда очнулся, первой мыслью, встревожившей его, был вопрос: «Смогу ли я делать намаз?» Поразительно: тринадцатилетний подросток в шоковом состоянии после тяжелейшей травмы думал о долге перед Аллахом! Он пролежал в больнице месяц. Постепенно приходил в себя. Конечно, он не мог, как раньше, бегать, но Магомед-Эми не пал духом. В Осетии в 2003-м ему впервые изготовили протез, два раза их делали потом и на Грозненском протезно-ортопедическом предприятии, но качество этих изделий оставляло желать лучшего, так что до сих пор Магомед-Эми носит тот, первый протез, сделанный в Осетии пять лет назад. Но и его пришлось чинить, он уже успел износиться. Как и многие ребята в его положении, Магомед-Эми не имеет возможности выехать куда-нибудь на протезирование. В 2006 году Магомед-Эми прошел компьютерные курсы и поступил в Грозненский техникум информатики и вычислительной техники. А потом произошло важное событие: молодой человек встретил Деши, свою спутницу жизни. В 2007-м он женился на ней, а летом сего года у них родился сын Малик. Сейчас ему 6 месяцев. Семья с младенцем живет в ужасной тесноте, Магомед-Эми подавал документы на жилье через общественную организацию РОБО «Спасем поколение», но ответа пока нет. Средств тоже: он нигде не работает. А им так нужна своя крыша над головой! Герой моего рассказа посчитал, что знать его в лицо необязательно. ОДНА МЕЧТА НА ДВОИХ  Мовлади Тепсаеву семнадцать с половиной лет. Живет с семьей в Грозном. Женат. Есть родители, брат, две сестры. Впрочем, обо всем по порядку.Все, кто знал его раньше, говорят, что Мовлади был не по годам силен и очень красив. Много девушек сохло по нему, но в душу запала Марем; ровесница из села Рошни-чу. Жизнь была наполнена смыслом; цветущая, полная надежд юность, школа, где любимыми предметами были история и литература, занятия со штангой и… любовь. Марем бережет в сердце день их первой встречи - до мельчайших подробностей. «10 июня 2006 года, я все помню… Приехала в гости к двоюродной сестре… решили сходить в магазин «Халяль»… Его заметила сразу…» Она говорит, а я смотрю на нее, такую юную, не по годам мудрую, пытаюсь понять, откуда в ней эта сила духа. А Марем продолжает, уже о другом: «Люблю историю, биологию, а еще сказки чеченские… потому что в них очень ценится человеческое достоинство…» Отвечая на мои вопросы о том, как им с Мовлади жилось до той беды, смущается: «Все как у людей; встречались, ссорились, мирились…» Да, у Мовлади все было хорошо до шестого декабря 2007 года. Но, как поется в старой песне, «Горе горькое по свету шлялося И на нас невзначай набрело». Друзья Мовлади готовились к Новому году. Поле близ поселка Ханкалы – место опасное: то скотина подорвется, то человек, бывает, кто-нибудь сам подберет пластиковую мину, прозванную «лепестком». Вот друзья и показали ему мины, рассказали, что, мол, готовятся по случаю праздника устроить фейерверк, и тут у одного из мальчишек зазвонил телефон…. А Мовлади спешил на тренировку - стоя перед зеркалом, поправлял шапку. Он не успел понять, что случилось. Очнулся от того, что трудно было дышать. Потом, когда его, всего окровавленного, вытаскивали из-под завалов дома, Мовлади все кричал, что там друзья, умолял, чтобы им скорее помогли. Он не знал, что друзья погибли… он еще многого не знал … не знал, что эти мины, разбросанные по всей Чечне, могут срабатывать от звонка: это одна из форм борьбы с международным терроризмом - для тех, кто усыпал Чечню такими «лепестками», совсем не важно, кто такой Мовлади и что с ним станется. Потекли долгие дни в больнице. Вернее, ночи – темнота, не знающая рассвета, обступила юношу: он потерял зрение. Сознание не могло смириться с этим. Хватало и других ран: он лишился обеих кистей рук, но слепота была страшнее всего… Мать искалеченного подростка Яха все время плакала, да и сейчас плачет. Отец, как потерянный, не находил себе места, считал, что виноват в случившемся только он один: «не уследил». А Мовлади переносил нависший над ним мрак и боль мужественно, без единого стона. Его тетя Малика, которая на своем веку достаточно хлебнула горя, не хотела мириться с тем, что племянник не будет видеть. А еще была Марем... О том, что Мовлади попал в беду, девушка узнала той же ночью. И до утра, не смыкая глаз, думала… Решила, что выйдет за Мовлади замуж. Родственники и друзья парня были в растерянности, не знали, что делать, как вести себя. После долгих разговоров и объяснений решили, что надо показать ей фотографии ее друга, сделанные после того, что случилось. Родственники Марем таили надежду, что она, увидев его искалеченным, одумается… И она об этом догадалась - рассмотрев фотографии, укорила: «Вы хотите, чтобы я изменила решение? Не дождетесь!» Для родни решение Марем было настоящим ударом. Они до сих пор не могут примириться с этим. А у молодой жены Мовлади в глазах счастье. Любовь прихотлива и полна неожиданностей, но есть нечто, подобное свету, идущему изнутри, - по этой примете без ошибки отличишь настоящее чувство. У Марем была мечта – стать врачом. Когда она рассказала об этом мужу, тот сказал, что не возражает, но добавил: «Все будет зависеть от твоего умения вести себя на людях». Мудрая Марем все поняла. «Он же не видит… И потом, чтобы он оставался один, пока я на занятиях... Нет, я решила, что мы вместе постараемся осуществить мечту Мовлади». Я решилась спросить: «А у него какая мечта?» - «Встать на ноги. Начать свое дело. Пообщаться с президентом Рамзаном Кадыровым». Право же, в этой юной женщине поражает не только мудрость, но, главное, готовность пожертвовать своей мечтой ради дорогого человека. Поговорить с Мовлади тоже интересно. Он охотно рассказывает о том, как его интересовала эпоха имама Шамиля, как он любил литературу. Сейчас все вертится в голове басня «Стрекоза и муравей»… А еще он часто видит один и тот же сон. Перед самой трагедией Мовлади прилепил на воротах и на стене кухни две наклейки с надписью «Аллах». Теперь ему грезится во сне, будто стены кухни и ворота пестрят множеством таких наклеек. И кто-то невидимый говорит: «Вот те, что ты наклеил, а эти наклеил я». Наша встреча состоялась как раз тогда, когда Мовлади готовился к отъезду в Германию на обследование. Я мучилась, не смея спросить, что будет, если надежда не оправдается. Но Мовлади помог мне: «В последнее время моя работа заключается в том, что я думаю. Очень много думаю… Мне грех жаловаться; я же знаю, что трава – зеленая, небо - голубое, я видел солнце, лунное сияние, видел, как восстанавливается наш город, А есть и такие, кто ничего никогда не видел, не знал этого счастья». Слушая его, я говорила себе: наверное, не всегда сбываются надежды, но мечты должны сбываться! Так хочется верить, что сбудутся мечты этого парня, который не затаил обиду на тех, кто разбросал мины, начал войну, а лишь хочет научиться достойно жить с тем, что уготовила ему судьба. На днях звонила Малика, тетя Мовлади, и сквозь слезы отрывисто сообщила: «Врачи сказали, это неизлечимо. Зрение нельзя вернуть». Как Мовлади пережил это известие? О чем думает сейчас Марем? Вопросы… снова вопросы… Но я не буду их задавать. Просто хочется верить: все будет хорошо. В конце концов, хотя надежда обманула, мечта жива. Мовлади очень храбрый, он, наверное, и этот новый удар перенес стойко. Да и Марем со свойственной ей мудростью решила, должно быть, что одна мечта на двоих – совсем не мало. ВОЙНА УМЕЕТ ТОЛЬКО ЛОМАТЬ СУДЬБЫ  Все здесь так, как мне описывали: большое кладбище рядом с домом, бездорожье, новостройки, по большей части незавершенные. А вот и улица Шерипова, дом 120, где живет Магомед Абуев, мальчик 1995 года рождения. Дитя войны, он и родился в военную кампанию, и рос по-военному, незаметно, потому что вслед за первой войной почти сразу грянула вторая. Обе кампании были «примечательны» одним: они оставили множество покалеченных судеб.Сколько прошло лет, но Човка, мать Магомеда, и теперь плачет, вспоминая 15 июня 2004 года. Время, казалось бы, уже мирное, беззаботное... «Они играли недалеко от полуразрушенного здания», – рассказывает Човка. «Но разве войне есть разница?.. Война лишь ломает судьбы, колечит детей, убивает... Будь она проклята!» Слезы капают из её глаз на колени, она размазывает их по лицу. В этот день Магомед пострадал больше всех: потерял ногу. Човка рассказывает, старается сказать слова благодарности всем, кто хоть как-то помогал: «Юнисеф, РОБО «Спасем поколение», центр протезирования, один раз принесли на праздники Рамадан 3000 рублей, сказали, что Президент Рамзан Кадыров передал. Спасибо им всем большое. Храни их Аллах!». Показывает фотографии, почти на всех Магомед. (Самого Магомеда не было дома, находился в Нальчике, в санатории). На одной из фотографии симпатичная женщина и мужчина. Магомед посередине. Заметив мой интерес, Човка поясняет: «Это приемные родители Магомеда. Живут в Италии. Он у них в гостях был в сентябре. Две недели провел и приехал радостный такой. Теперь очень скучает по ним. Звонят, общаются... Ему очень понравилось… Човка все время плачет. После беды с Магомедом умер глава семьи и совсем стало тяжело. Единственный доход семьи из 7 человек – пенсия Магомеда – 4500 рублей, да корова, тоже купленная для семьи МККК(Международным Комитетом Красного Креста). Сама Човка – не пенсионного возраста, хотя непомерный груз перенесенных тягот наложили на нее свой отпечаток. Работы нет, а семью надо кормить, и стала Човка зарабатывать, по обстоятельствам; кладбище рядом и ходит она на кладбище, ухаживать за могилами, дадут родственники умерших рублей 300 или больше… «На хлеб хватает», – уже навзрыд плачет она, дети стыдятся иногда, но... что делать. Я все время думаю, что будет с Магомедом, когда меня не станет?» Вспомнила других ребят, выросших, имеющих семьи – Ирисхана, Юсупа, Зураба, Мовлади, их бедственное положение и язык не повернулся что-либо сказать этой женщине. Вернулись девочки и тоже стали рассказывать об учительнице Субре Усмановне, которая по рассказам Магомеда, очень хорошо относится к нему в школе, о том, что Магомед очень любит маму. Показывают рисунки Магомеда. В рисунках очень много военных вертолетов, боевых самолетов, автоматов, ножей, человека–паука. Но с тех пор, как вернулся из Италии, стал рисовать морские звезды, необычных птиц. Учится хорошо. Есть, конечно, некоторая нервозность в характере, но Магомед не из робкого десятка, за себя может постоять. Несколько операций, начинающиеся проблемы со здоровой ногой, накладывают свой отпечаток на характер мальчика. А еще, наверное, он хорошо чувствует всю боль и страдания матери, у которой не он один, а еще пятеро. И нет отца рядом. Некому её поддержать.. Приходится на кладбище ходить, за могилами ухаживать. Необходимость, конечно, но... Понять бы происходящее: жесткое расслоение общества, благо, кабы по уму и заслугам, а то ведь все больше по умению нахапать и в местах не очень разборчивы. А Магомед... Конечно, не один такой, хоть и не по своей вине, но почему общество возомнило, что он сам по себе, а общество мы, само по себе? Он-то родился в 1995 году, а война настигла его в 2004 году. РАССКАЗ «СМЕЮЩЕЙСЯ ДЕВОЧКИ»  Меня зовут Зулихан Ибрагимова, я родилась 12 января 1986 года.Сейчас мне 22, живу в селении Гехи-Чу Урус-Мартановского района Чечни. Хочу рассказать, как меня изменила война. Начну с июля 1995 года, мне тогда было 9 лет. Я была веселой, шустрой и ужасной непоседой, играла с утра до позднего вечера. Это мне запомнилось на всю жизнь. Дети меня очень любили, я была душой компании, а соседи называли меня "смеющейся девочкой". Так бы все и продолжалось, но 3-го или 5 июля (точно не помню) 1995 года для меня начались тяжелые испытания. Наше село бомбили, мы все гурьбой кинулись в подвал, наши соседи тоже прибежали к нам. Это был кошмарный день. В подвале было тесно, душно. И в воздухе такие густые клубы пыли, что мы друг друга не видели. Дети, я в том числе, плакали, кричали и молились, а моя мама все успокаивала то сестер, то брата, то женщин. Она очень мужественная и не думает о себе. От взрывов снарядов и ракет потолок подвала проломился и начал оседать, он все больше давил на нас, гнул к земле. Мне казалось (и не только мне), что дом рушится на нас. Вдруг раздался такой взрыв, будто весь мир рухнул, и я подумала, что это конец. Как потом оказалось, на наш огород, что позади дома, упала глубинная бомба. Никакими словами не описать весь ужас, который пришлось пережить. В тот день война унесла немало жизней. Наши родственники, жившие рядом, всей семьей обедали, когда их дом разнесло попаданием ракет. Все дети получили ранения, а отец и мать были убиты. Всякий, кто любит своих родителей, и особенно тот, кто лишился матери, отца или обоих сразу, поймет, как тяжело потерять их в одночасье… На фоне таких трагических событий, стольких бед, случившихся с другими, начинаешь спокойнее относиться к своим невзгодам. Я повредила ногу, но не сразу осознала, насколько серьезно. Каждую ночь нога болела. Со временем все сильней и сильней. Когда наконец война утихла, мама начала возить меня по больницам, но нигде не могли поставить правильный диагноз. Предлагали разные способы лечения, но ничто не помогало, даже наоборот - усугубляло мою болезнь. Мама возила меня по всей республике, обращались и к знахарям, травникам, целителям - все напрасно. У нас не было собственной машины, так что мы с мамой ездили на маршрутках, автобусах. Мама и сама хворала, ходила с трудом, у нее болели ноги, а при этом она еще мучилась заодно со мной. Я не могла ни ходить, ни сидеть, приступы невыносимой боли в ноге порой настигали меня в дороге, я плакала на глазах пассажиров этих автобусов и маршруток… Мама плакала вместе со мной. Она не знала, что делать. Нам приходилось очень тяжело. Так прошло без малого три года. И вот однажды нас направили в Москву в Морозовскую больницу - помог мэр Грозного Лечи Дудаев. В Москве меня полностью обследовали, но ничего не обнаружили, диагноз поставить не смогли. Тогда за нами приехала машина скорой помощи, и нас с мамой отвезли в какую-то загородную больницу (вроде психушки). Снова взяли анализы и отвели в какую-то серую отдельную палату, где медсестра хотела запереть нас снаружи. Мама оттолкнула ее, заявив, что мы с ней здесь не останемся, взяла меня за руку и вышла. Выбежал главврач, преградил нам дорогу и закричал, что мы некуда не пойдем, охрана не выпустит нас из больницы. Но мама твердо ответила, что мы не преступники и ничего не украли, и ему пришлось отступить. Итак, мы ушли. Вышли через охранный пункт, охранники были на посту, видели нас, но ничего не сказали. Поймали такси, поехали на Казанский вокзал, сели в поезд… Так и вернулись ни с чем обратно домой. Никогда не забуду тот день: как я плакала на вокзале, как сильно болела нога, грызла обида на врачей, а мама, обняв меня, рыдала. Приехали в Грозный, нам оплатили наши расходы (это было в 1998 году) и почти сразу направили в Ростовскую детскую областную больницу. Нас было 7 человек: мама, я, четверо парней и еще одна женщина. Нас очень тепло встретили. А когда обследовали меня, сказали: «Надо оперировать». Подозревали, что у меня опухоль левого бедра, хотели взять анализ. Помню, когда бы я ни проснулась, будь то утром, вечером или глубокой ночью, я видела маму то у окна, то около моей постели. И почти всегда плачущей. По утрам у нее бывали покрасневшие, опухшие глаза. Поскольку я знала русский язык, я подружилась со всеми. Сначала думала, что если русские у нас воюют, все они изверги, плохие люди, но там поняла: все люди разные. Врачи уговаривали маму, чтобы не отвозила домой, согласилась на операцию. Они меня полюбили, главный врач Людмила Александровна Бойко даже плакала, прося маму согласиться на операцию. Но я была категорически против. Я им очень благодарна. Когда вернулись в Чечню, мама начала лечить меня народными средствами и возить по священным местам нашей республики. К 1999 году я уже перестала ходить. Началась вторая война, а я лежачая больная. Меня вообще нельзя было трогать: стоило хотя бы чуть-чуть шевельнуть ногой, и у меня начинались приступы сильной боли. Мама чего только не делала, но все было напрасно. Я помню, как лежала в потемках, у нас в селе не было света, но мой отец через аккумулятор включал телевизор и по вечерам у нас собирались соседи. Наш дом был частично разрушен, пригодными для жилья оставались только одна комната и кухня. Так что я лежала в той же комнате, где телевизор. Я с ужасом вспоминаю это время: меня терзали кошмарные боли. Мама давала мне всевозможные обезболивающие таблетки, но вот странность: они почти не помогали. Их хватало ненадолго, таблетки приходилось глотать каждые 2 часа, и все равно было очень больно. Мама сидела со мной рядом и плакала от беспомощности. Сестры, одна в одном углу, вторая в другом, тоже тихонько плакали. А соседи тут же смотрели с отцом телевизор. Но иногда уходили, не выдержав моих стонов. Так продолжалось долго. В ночь с 6-го на 7 февраля 2000 года наше село окружили, начали бомбить и обстреливать. Мы не знали, что происходит, как потом оказалось, через село проходили боевики. Когда начался обстрел, мать с отцом отнесли меня в подвал. Я так кричала, меня же нельзя было трогать, но мама только твердила сквозь слезы: «Главное, чтобы ты не умерла, остальное я вытерплю». В подвал вслед за нами спустились соседи. Ночью обстрел страшно усилился. Грохот снарядов, пулеметные очереди где-то совсем рядом, пыль, духота и теснота - это было ужасно. Мы чуть не сходили с ума: дети кричали, женщины в обморок падали, мама опять всех успокаивала. Я обеими руками сжимала голову, мне хотелось заснуть и не проснуться, только бы не слышать всего этого, не видеть. Только маму было очень жалко. Глядя на нее, я тоже стала успокаивать детей, просила их не плакать, а молиться со мной. Как горячо я молила Аллаха, чтобы утро поскорее наступило! Больше ни о чем. Я считала минуты до рассвета, все посматривала на часы, скорее бы увидеть солнце. Одна старушка, лежавшая у нас в подвале, все кричала: «Выведите меня на улицу, пускай я там умру, нечем дышать!» Ее безумные крики продолжались так долго, что мама, не выдержав, сама прикрикнула на нее: «Перестань! Как тебе не совестно?! Постыдилась бы детей, они стараются не плакать, молятся Аллаху, а ты кричишь. Успокойся». Наступил долгожданный рассвет, а обстрел все продолжался. Когда послышался шум вертолетов, я сперва подумала, что они прилетели, чтобы помочь нам. Но я ошибалась: вертолеты начали обстреливать нас ракетами. Это самое ужасное. Грохот от взрывов ракет скверно давит на психику, от этого звука все внутри переворачивается. Мне и теперь еще больно все это вспоминать. К нам прибежала девушка, жившая неподалеку, она была вся в крови, ее ранило в руку, а их дом тоже, оказывается, разрушили. Она кричала, что ее бабушку убили. Все решили, что нужно выйти из подвала и бежать: может, получится вырваться из села, из этой душегубки. Все выбежали из подвала, Мама взвалила меня на спину, закутав в одеяло, и выбежала из подвала, от ее бега у меня все тело болело, я кричала, прося, чтобы мама меня бросила. Сестры с братом бежали за нами. С вертолетов нас обстреливали, мы забежали к соседям в подвал, там было еще теснее, не присесть. Мама стояла, а у нее на спине была я. Когда духота сделалась невыносимой, мы выскочили оттуда и побежали вниз по течению реки. Потом мы с мамой упали, вертолет опустился ниже, продолжая обстрел. Мама прикрыла нас одеялом, а сама легла сверху. Так мы минут пять лежали на снегу под деревом. Когда вертолет улетел, мама встала, снова взвалила меня на закорки, и мы побежали дальше. Когда переходили через мост, увидели троих мужчин из мирных жителей, они прятались в люке у моста. Один из них жил совсем близко, он нам сказал, чтобы шли к ним подвал. Мы так и сделали, а одного из этих троих тем временем убили. Потому что он, увидев солдат, побежал вдоль реки, а они ему сначала прострелили ногу, а потом подошли и выстрелили в голову. Мне казалось, что этот страшный день никогда не кончится. В нашем селе многих убили. Местных парней выводили на край поля и расстреливали. Из одного дома расстреляли троих братьев, из другой семьи двух. По всему селу валялись трупы боевиков, оружие, боеприпасы, вещи убитых. И пятна крови на снегу... Даже сейчас, как вспомню, не могу удержать слезы. Однако мама снова привела в порядок две уцелевшие комнаты. И снова лекари и знахари. Однажды мама даже русскую бабку притащила. Она жила у нас две недели, лгала, будто лечит меня, давала мне в день по 10 таблеток аспирина. И, как ни странно, это мне помогало. Потом бабка ушла Обещала вернуться, но больше мы ее не видели. А мама все пыталась вылечить меня, мы с ней обе не хотели сдаваться. И вот весной 2001 года я неожиданно выползла из комнаты, ползком добралась до ступенек, потом, опираясь на стул, сумела пройти весь двор и выйти на улицу. А поскольку я два года не выходила из дома, я была, как призрак, бела. Но неимоверно радостна. Родители достали для меня костыли, и я стала заново учиться ходить. Мне было 15 лет. Поселилась у тети, недалеко от школы, куда добиралась, опираясь на костыль. Кое-как закончила 10 класс, потом 11-й, а там и Урус-Мартановский техникум. Теперь я по профессии бухгалтер-экономист. После техникума я еще закончила курсы информатики, английского языка. Последние два года хожу без костылей, но моя проблема не решена, я сильно хромаю. Последние два года работала в региональной общественной благотворительной организации «Спасем поколение» в проекте "Молодые инвалиды Северного Кавказа за развитие диалога и социальных сетей". Зарплата составляла 3000 рублей, а работать приходилось иногда даже без выходных. Думала, что положение улучшится со временем, а больше всего надеялась, что мне помогут с выездом на оперирование. Но увы, эти надежды не оправдались. В октябре 2008 года я уволилась с работы из-за перезагрузок и не совсем здорового морального климата в коллективе. Но мне нравилось работать в этой программе, ведь, как ни трудно было ходить, там я могла чем-то помочь тем, кто сталкивался с аналогичными трудностями. Я не считаю себя несчастной. Судьба столкнула меня со множеством прекрасных людей, я храню в сердце огромную благодарность к ним. Особенно я признательна Фатиме Арсанукаевой – человеку, приобщившему меня к журналистике. Это путь, близкий моей душе. А слов, способных выразить, как я благодарна маме, нет. Да наверное, и быть не может – разве выразишь такое словами? Но конечно, что скрывать, моя жизнь получила тяжелую рану. Прошли годы, а она не заживает. Все было бы иначе, если бы не проклятая война. ОБЩЕЕ ЗАБОЛЕВАНИЕ  Залине Исламовой 32 года, в 1993-м она из станицы Червленной Шелковского района переехала в Грозный к своей тетке по отцу. Устроилась работать в ГРОНИИ санитаркой, работала там до августа 1996-го. Это девушка с детства старалась быть независимой, на жизнь себе зарабатывала сама. 6 августа 1996 года Залина с тетей и племянницей, как обычно, отправились на работу, но по дороге узнали, что город оцеплен, везде идут бои. Пришлось вернуться домой. Несколько дней, когда бои почти не прекращались, для них прошли, как во сне, пока 12 августа этот сон окончательно не превратился в кошмар. Поселок Войкова, где они жили, обстреляли из танков. Все это время поселок был перевалочным пунктом для боевиков. В тот вечер, когда наступило затишье, жители высыпали на улицу, соседям хотелось поговорить, поделиться переживаниями. Но тетя Залины посоветовала ей вернуться в дом: «Слишком уж тихо, подозрительно как-то», - сказала она. «Еще пять минут!» - просила Залина…Но тут тетя напомнила, что уже пришло время вечернего намаза. На это возразить было нечего, и племяннице пришлось последовать за тетей. Не успели они войти во двор, как прогремел первый взрыв, и Залина упала. А вокруг бушевал ад: крики, стоны, вопли, взрывы, грохочущие один за другим. Залина лежала, пряча лицо. Первая мысль, мелькнувшая среди этого безумия, такой и была: только бы лицо уберечь, ведь может изуродовать… Уберегла. Но когда посмотрела на свою ногу, увидела сплошное месиво из костей, мяса и крови. Спустя две-три минуты все стихло. И тетя, и племянница Залины были ранены, пострадали и многие соседи. Были и убитые. Залину вместе с остальными отвезли в 5-ю городскую больницу, там им оказали первую помощь, затем отправили в военный госпиталь, что в селении Цоци-юрт Курчалоевского района. Врачи пытались спасти ногу молодой девушки, но не смогли. Ампутация состоялась 16 августа, а 17-го Залине исполнилось 20 лет. «Вот такой подарок ко дню рожденья мне подарила война», - с горечью говорит Залина.  НУЖНО ОТВЕЧАТЬ ЗА ВСЕ  21 сентября 1999 года Зулихан Асуханова запомнила на всю жизнь. Мама собиралась в тот день всех увезти в Ингушетию. Беженцы уже тянулись длинной чередой к границе, потому что Чечню вовсю бомбили, обстреливали. Зулихан же очень сильно просилась на рынок с тетей, у нее была отложена небольшая сумма, она хотела купить себе какой-нибудь костюм. В конце концов решили, что мама с соседкой поедут, снимут квартиры, а детей увезут на следующий день. Зулихан поехала с тетей на рынок.Они успели сделать покупки, уже засобирались домой… Тут оно и совершилось – то, о чем до сих пор трудно вспоминать. Как валялись повсюду окровавленные трупы, как стонали и плакали раненые, как метались среди этого ужаса те, кто пытался помочь. Все смешалось, было страшно и очень больно. Первую помощь ей оказали в 9-й городской больнице. Сделали обезболивающий укол, и все. Слишком много было раненых. В больницах не осталось мест. Сердобольный водитель и тетя долго возили раненую Зулихан из больницы в больницу. Приняли ее в 4-й городской. Позднее про тот страшный ракетный удар, что обрушился на центральный рынок и роддом, в результате которого погибло не менее 137 мирных жителей будет столько вранья, что и сейчас противно.. А тогда ни мама девочки, искавшая в Ингушетии квартиру, чтобы снять для семьи, ни отец, занимавшийся хозяйством, не подозревали, какая стряслась беда. Но на обратном пути, когда вести о случившейся катастрофе уже распространились, мать семейства сильно тревожилась, чем дальше, тем сильнее. Хотя еще надеялась, что сестра и дочь успели вернуться домой невредимыми... Зулихан вспоминает, как открылась дверь палаты, мама заглянула с улыбкой – смогла! – и девочка тоже сумела улыбнуться в ответ. А о том, что руку пришлось ампутировать, она только и сказала: «Сделали операцию, ведь кость была вся раздроблена». Потом, уже живя в Ингушетии, Зулихан познакомилась с Элизабет Петерсон. Эта встреча изменила ее жизнь. Вообще об Элизабет она рассказывала долго и тепло, так же, как о приемных родителях, учителях, друзьях, которые остались в Швейцарии. Там она провела пять лет. Два года училась в гимназии, потом поступила институт педагогики на факультет немецкого и английского языков. Но закончить его не смогла по одной единственной причине – одолела тоска по родине. Ее очень отговаривали, но она все-таки вернулась, полная радужных надежд. Там, в Швейцарии, они вместе с другими ребятами писали письма, собирали деньги для школ и библиотек в Чечне. У них с подругой была мечта (и в этом Элизабет горячо поддерживала их) построить в Чечне свою школу и работать там. От этой идеи она не отказалась до сих пор. «Очень благодарна Элизабет Петерсон, она многому нас научила. Она уважала нашу любовь к Чечне и сама тоже любила Чечню. Я скучаю, конечно, – признается Зулихан с грустью. – Там, в Швейцарии, я видела, что людей разных религий, мировоззрений может объединять человечность. А здесь…». Эту последнюю фразу она не договорила. Да и так понятно, что уж… Потом она пыталась работать в школе, но главный смысл жизни видит в том, чтобы быть полезной своей семье. И помогать обездоленным. Сейчас она работает офис-менеджером в представительстве немецкой интернациональной организации, по ее словам, работа ей очень нравится. В заключение нашей беседы Зулихан сказала: «Хотела бы, если бы могла, предостеречь весь мир от большой беды – войны. Я уверена, что война не может принести добра, она враждебна жизни в ее прекрасном смысле. Нужно, наверное, жить так, как будто все наши поступки и мысли видны окружающим. Ведь Всевышнему и вправду все видно, все известно. И значит, за все нужно отвечать».  БЕЗМЕРНАЯ ЛЮБОВЬ К ЖИЗНИ…  По указанному адресу «Иоанисиани, 22» я Ирисхана не нашла. Мне объяснили, что своего жилья у него нет, они с женой теперь снимают квартиру в доме №20 на той же улице. Дверь открыла молодая девушка, вместе с ней вышел кот (по имени Пушистик, как я узнала позднее) и сразу же стал со мной знакомиться. Ирисхан ждал меня, сидя в кресле. Протезы лежали на полу... Я вспомнила: Ингушетия, палаточный лагерь, ребята - Зулихан, Аслан, Юсуп, Ирисхан. Как страстно они хотели жить! Но к одному все никак не могли привыкнуть – к протезам...Мы разговорились, вспоминали, как жили в палатках, участвовали в каких-то мероприятиях, КВНах, давали концерты... Мне, конечно, не терпелось узнать, что в его жизни изменилось с тех пор, кто эта девушка. Парень охотно отвечал на мои расспросы. Я узнала, что семь месяцев назад Ирисхан женился. Его избранница Хадижат родом из Котар-Юрта. Познакомились они в Нальчике, в санатории «Нарзан». Дружили два года. К их решению пожениться родственники с обеих сторон отнеслись уважительно. Ни своего жилья, ни работы у них пока нет. Есть, правда, пенсия Ирисхана - чуть больше пяти тысяч, три из которых уходят, чтобы оплатить найм житья. Но ребята хотят думать, что все эти проблемы временные. Три года назад Ирисхан Айтаев обращался в правительство ЧР с просьбой о материальной помощи. Еще он надеялся, что ему выделят машину. Ответ оптимизма не прибавил: дескать, машина ему не положена, а материальную помощь может, окажут, а может, и нет. Больше обращаться куда-либо желания не было. Но Ирисхан рад за других, кто такую помощь все-таки получил. Говорит, по телевизору показывают: то фонд имени А-Х.Кадырова, то сам президент ЧР выделяет кому-то квартиру, дает деньги на лечение или содержание. Вот и возникает чувство благодарности за доброту к нуждающимся. А началось все с того, что в 2003 году Ирисхан вместе с другими такими же ребятами уехал во Владикавказ учиться. Они проучились два года в колледже электроники, как вдруг - теракт в Беслане. Война все за них решила: пришлось возвращаться домой. Ирисхан, рассказывая, ни разу не повысил голос. Завидная выдержка... После того, как возвратился, уехал нелегально в Австрию, надеялся получить статус беженца и увидеть Европу, продолжить путешествие, но этого не случилось, вернулся домой... Опять... А Пушистик во время этого грустного разговора упорно пытался привлечь к себе внимание хозяина. Еще я узнала, что Ирисхан снимался в документальных фильмах «Мужчина» и «Семена войны». Дома у него есть компьютер, подаренный ОО «Доьналла», за которым любит посидеть не только он сам, но и Хадижат. То, что нет интернета, понятно и без вопросов, ведь за него нужно платить. А ведь иметь интернет – как это было бы здорово для них! Супруги мечтают о ребенке. Это общая мечта, но у Ирисхана есть еще и своя: путешествовать, увидеть дальние страны, людей, изучить образ жизни других народов, их быт, культуру, овладеть языками. У него и друзья есть – те самые ребята ампутанты, которых он узнал в Ингушетии, в палаточном лагере. Позднее они ездили вместе с ним учиться во Владикавказ. Наверное, не стоит перечислять все испытания, выпавшие на их долю. Что до Хадижат, она скромно сказала, что все ее желания сбылись, осталось одно – чтобы исполнились мечты Ирисхана. Когда-то он писал: «Меня вдохновляет безмерная любовь к жизни, поддержка любимой мамы, близких, друзей и вера в будущее». С тех пор список пополнился: есть Хадижат, и она живет мечтами мужа... Но это сейчас, после 1999 года. А раньше? Все было, как у обычного мальчишки. Впрочем, не совсем... Ирисхан Айтаев родился в 1986-м. Его отец в начале первой военной кампании умер от инфаркта. Старший брат пропал без вести. Семье пришлось трудно, особенно маме. В начале второй войны Айтаевы жили на улице Новаторов в Старопромысловском районе Грозного, в одном из пятиэтажных домов. Беда случилась 11 декабря 1999 года. Ирисхан выглянул на балкон. Увидев что-то, торчащее из-под земли, он выбежал на улицу, подошел поближе и обнаружил неразорвавшийся снаряд. Мальчик опустился на колени, осторожно взял снаряд в руки и понес его подальше от дома. Так он расскажет потом. Немного пройдя, Ирисхан решил отбросить снаряд. Но снаряд был тяжелый и упал неподалеку. Мальчик и шагу ступить не успел, как раздался мощный взрыв. Первую помощь ему оказали в подвале бывшего Грозненского роддома. Ирисхан был в очень тяжелом состоянии, чудо, что выжил. Но лишился одного глаза и обеих ног. Больницы, врачи, лечение – об этом он рассказывает не часто. Оно и понятно с его жаждой жизни. Мы говорили долго, обо всем. Он охотно рассказывал о многом, особенно его волновали вопросы нравственности, человеческой порядочности. В нем чувствуется горькое разочарование в людях… в нас с вами. Я вслушивалась в его слова, пытаясь понять, почему ему так больно. В какой-то момент он сказал: «Кому мы нужны? Для людей бесчестных мы – средство для достижения личного благосостояния, а для порядочных…» И умолк, не договорил. Уже дома, восстанавливая в памяти мельчайшие подробности нашего разговора, я поняла: он наделен обостренной чувствительностью, оттого наши поступки так ранят его. «Бог – всем судья. Непорядочные люди достойны жалости. Ведь все в ответе перед Всевышним», – так сказал мне Ирисхан на прощание. Я уходила от него со странным чувством незавершенности нашей встречи. Ему кажется, что все равнодушны к нему... Неужели мы и вправду такие? И все-таки он так жадно любит жизнь, умеет жить с верой в лучшее… Несмотря на все изматывающие сложности с жильем, работой и т.д. А эта мечта о путешествиях? Мне почудилось в ней нечто большее, чем любознательность и вкус к новизне. Может быть, надежда все же отыскать в душе человеческой что-то другое, помимо безразличия и корысти? Что-то настоящее, не показное? Дай Бог, чтобы нашел. У КАЖДОГО СВОЯ СУДЬБА  Аюб Гебертаев, он же по документам Бауди, живет в селе Алхан-Юрт. Учится в девятом классе местной школы. Общителен, легко, непринужденно идет на контакт. Живет в большой дружной семье: отец, мать и 12 человек детей. Поговорив с этим ушибленным войной подростком, убеждаешься, что он смотрит на вещи так по-взрослому, как дано не всякому старцу. Аюб уверен: все, что случается, предназначено свыше, значит, судьба такая. У каждого своя, и стало быть, надо принять ее без малодушных жалоб. Видимо, поэтому у него нет кумиров, он ни на кого не старается походить - считает, что каждый должен быть похож сам на себя. Среди товарищей по школе он всего теснее общается с восьмиклассником Магомедом Молаевым. В тот злоcчастный день 2000 года Магомеду тоже посчастливилось: остался в живых.В памяти Аюба эта дата связана с последними часами утраченной детской беспечности. Веселое было время… Особенно для мальчишек, которые живут рядом и дружат – сколько возможностей позабавиться! Вот только игры военного времени мало похожи на те, в которые дети играют, когда их окружает мирная жизнь. Они требуют особой храбрости, игрушками в них становится оружие, они предполагают наличие врага… и слава Богу, если враг воображаемый и снаряды «понарошку». Но война дарит мальчишеской игре особые возможности. Как известно, мальчики всех времен и народов любят забираться в самые неожиданные места. Вот и Аюб с друзьями тоже оказались в заброшенном здании совхозной конторы. Они там нашли небольшой склад патронов и неразорвавшиеся снаряды. Для пятерых мальчишек эта находка оказалась смертельной. Как произошел взрыв, Аюб не помнит. Сколько времени он пролежал без сознания, тоже… Очнувшись, он увидел Юсупа Висхаева. Тот как-то странно лежал… Аюб не сразу понял, что у Юсупа вывалились кишки… Сам Аюб лишился левой руки. Страшно захотелось пить, мальчик кинулся к дому, вбежал, никого не застал и воды тоже почему-то не находил… Выбежал снова… Помнит, как неизвестный мужчина чуть не силком затолкал его в машину и повез в больницу… Нет, Аюб не боится воспоминаний, ему часто приходит на память тот день, он снова видит мальчишек, которых больше нет, Юсупа, живого, смеющегося, и особенно часто Кану, лучшего друга; с ними связаны картины беспечной довоенной поры, но почти сразу раненая память возвращает ему и другое - взрыв, лежит Юсуп, и его собственная рука вся в крови… физической боли в тот момент Аюб почему-то не чувствовал. Эти картины врезались в его сознание глубже других - довоенных, счастливых. Оно и понятно, ведь Аюб родился в 1992 году, а в 1994-м уже началась первая война, потом другая. Как и тысячи его ровесников, этот мальчик почитай не успел ничего понять и увидеть, кроме чудовищной исторической драмы, но в довершение беды для него эта драма потом обернулась личной. Конечно, случившееся потрясло всех жителей села, но маленьким участникам трагедии пришлось всего труднее: с одной стороны – уцелели, повезло, надо бы радоваться, но каково пережить, да еще в таком возрасте, страшную гибель друзей? Аюб долго приходил в себя от шока. Ему и сейчас живется не слишком легко, но школой он очень доволен. Говорит, что чувствует себя с ребятами в классе комфортно, любит историю, географию, алгебру. Очень старательный. Ему нравится компьютер. К счастью, он в школе есть, и Аюбу разрешают посидеть за ним. По собственным словам, учится он средне. Но мечтает, что высшее образование станет доступно для всех. Кем будет, еще не решил. Кем хотел бы стать, не ответил. Только посетовал, что нет в селе спортивной секции, он бы не прочь позаниматься. Мечтает научиться читать Коран, а в дальнейшем и изучать. Говорил Аюб короткими фразами – никаких лишних слов, ровно столько, сколько нужно, чтобы самым лаконичным образом ответить на вопрос. Но, оглядевшись вокруг, я и сама многое приметила. Увидела, к примеру, что их дом изрядно обветшал. Узнала, что отец безработный, а мать занимается частными строительными работами. Даже не задала вопроса, почему частными, ведь и так ясно: на государственной стройке платят мало, а ей нужно кормить большую семью. Аюб получает пенсию, но скудную, как и все инвалиды. Да проблем у семьи хватает, но в нашей беседе Аюб о них умолчал. Наверное, и не только о них. Может, это я виновата - не сумела поговорить так, чтобы рассказал от души? Но надо допустить и то, что Аюб больше не доверяет взрослым, хотя по существу лишь они могут повлиять на что-либо. Что ж, у него все-таки есть школа, где ему нравится учиться, и большая дружная семья. Мне показалось, что Аюб знает, кем хотел бы стать, просто думает, наверное, что его близким сложно будет собрать денег на учебу. Вот и не ответил на мой вопрос. А последнюю фотографию мы сделали в школьном дворе. Был выходной, ребят собралось мало, но все равно мне понравилось эта школа. Радостно, что эти ребята сумели построить отношения так, чтобы Аюбу было с ними легко. ВЫСОКИЙ ПРИМЕР  Яха Юсупхаджиева родилась 3 июля 1990 года, а живет она в Старом поселке Старопромысловского района Грозного.У нее замечательная мама Хеда, добродушный отец Тагир и проказник-брат Магомед по кличке Док. Когда с ними общаешься, не перестаешь удивляться им. Беда настигла эту семью в 1999 году, когда в нашу жизнь ворвалась война. Дело было в сентябре, тот осенний дождливый день запомнился жителям потому, что Старый поселок начали обстреливать с самолетов ракетами. Тогда-то единственная девятилетняя дочка Хеды потеряла левую ногу выше колена. В этот день вместе с Яхой пострадали 58 человек, каждый второй дом горел, кто-то потерял руку, ногу, а кто-то детей или родителей. Юсупхаджиевым еще повезло – все выжили. Яху поддерживали ее замечательные родители, они заботились о ней, исполняли все ее причуды. Она была замкнутым, стеснительным и нервным ребенком. А выросла очень красивой, капризной и умной девочкой. Но инвалидность Яхи была не единственной бедой, постигшей эту семью. 1 января 2002 года, когда у Хеды родился Док, роженица получила слишком много наркоза. Эта передозировка повредила малышу: у него развился рак правого глаза, глаз пришлось удалить. Из-за небрежности или безграмотности врачей маленькому ребенку с удивительно красивыми черными глазами покалечили жизнь. Как все это выдержала Хеда, представить себе не могу. Но Аллах дал ей силы. Доку сейчас шесть лет, начиная с самого рождения, его каждые три месяца возят в Москву для лечения. Конечно, в Министерстве здравоохранения выдают направление, но много ли от него проку? Все равно семье приходится оплачивать дорогу, питание, проживание, да и некоторые расходы на лечение, разумеется, неизбежны. Да, каждый такой выезд обходится Хеде и Тагиру в 40-50 тысяч рублей. А как эти деньги им достаются, никому нет дела. Тагир целыми днями трудится на стройках, Хеда с утра до вечера на ногах – торгует в ларьке. Там ее иногда заменяет Яха. Зимой, когда стужа становится невыносимой, Хеда, чтобы хоть немножко погреться, проводит газ на улицу. Но тут, само собой, приезжают работники газовой службы, составляют акт, запрещают торговать. Они правы по закону, но, а с точки зрения человечности? Что прикажете делать этим людям? Как им прожить? Соседи жалели Яху и ее родных: в семье два инвалида, и понятно же, как молодой девушке трудно… Движимые сочувствием, соседи обращались в газовый участок, но получили холодный ответ: «Разве наша вина, что они стали инвалидами? Обращайтесь в правительство или в другие инстанции». Так и остаются плачущая Яха и растерянная Хеда одни со своими невзгодами. Что ж, можно собрать все необходимые документы, подать их в правительство ЧР, где их будут рассматривать около месяца, чтобы потом направить в Министерство здравоохранения или Протезно-ортопедическое предприятие. А те в конце концов ответят: «Мы не оказываем финансовую помощь, сделайте необходимые анализы, новый эпикриз или принесите справку ИПР из МСЭК для протезирования». Легко сказать! Все это требует новых расходов: за анализы нужно платить, за новый эпикриз тоже, чтобы сделать справку в МСЭК, опять нужны деньги, и дорожные расходы не пустяк. К тому же потраченные силы и средства зачастую не окупаются. Многие инвалиды сидят дома, отчаявшись, никуда не обращаются: на это у них нет ни сил, ни средств. Яха в этом году поступила учиться в Грозненский институт управления и права, на факультет, где готовят менеджеров. Ездить на занятия приходится с двумя пересадками, и девушка страшно устает. Но не сдается: она целеустремленная. Проказник Док в этом году пошел в первый класс. Он сообразителен не по годам, шустрый, умный и веселый. Этот мальчик, на которого радостно смотреть, достойное дитя необычной семьи, умеющей не склоняться перед испытаниями. Юсупхаджиевы – на редкость добрые, общительные люди, которые не утратили человечности, не ожесточились. Многим стоило бы у них поучиться - это высокий пример.  СОЛНЦЕ ЖГЛО ГЛАЗА…  Лето 2000 года в Чечне выдалось жаркое… Толи природный подарок, то ди природное оцепенение от того, что приходило (бомбежки, артобстрел, зачистки и т.д.) Как будто все дождевые облака, испугавшись, покинули Чечню. В горах тоже было жарко… 24 августа 2000 года… Если бы можно было бы забыть, зачеркнуть этот день из памяти… но… сросся с памятью, стал горько-родным…День, который перевернул всю судьбу и, вместе с тем превратил 14-летнего мальчика в опытного, познавшего жизнь мужчину… День был солнечный… Горное село Ушкалой Итум-Калинского р-на окружают величавые, красивые горы… Юсуп Орцуев старший сын в семье, и с ним были связаны многие надежды самые, особенно матери. Он старался, как мог. Был трудолюбивым, очень воспитанным. Подсобное хозяйство – то, благодаря чему семья в селе, всегда сыта, обеспечена экологически чистыми продуктами… В это лето в разрушенном Ушкале нельзя было без коровы, были коровы и у Орцуевых… Правда, жара была, пастись негде и… забредали довольно далеко… В этот день Юсуп, как всегда, на закает солнца, вышел встречать скот. С ним была и сестра Радима. Ей было 11 лет… Взрыв прозвучал внезапно… …Солнце светило очень ярко… так сильно, что жгло мне глаза… Мне оторвало руку… Радима лежала неподалеку… Я осмотрел ее… не находил раны… но сердце не билось… Позднее я узнал… Она сразу же скончалась от ранения в голову…», – Юсуп говорит, словно сам с собой… Словно очень тяжела эта боль откровения. Столько лет прошло… но боль не стала меньше… «Я лежал… солнце нестерпимо жгло глаза… Решил, что уже все… закончилась жизнь… Вся жизнь перед глазами… Хотелось оглянуться… на прощанье… Закат был очень яркий… солнце жгло… Болели глаза…».Я не переживаю, хотя знаю, что глаза тогда у него болели от ожога. Частичная потеря зрения – результат того ожога. Правый глаз Юсупа не видит… «Первую помощь мне оказали военнослужащие, которые все видели с высотки. Оказав помощь на месте, забрали в госпиталь в с. Борзой, оттуда в пос. Ханкалу в тот же день. Вместе со мной забрали и Радиму; то ли не поняли, что она уже погибла, то ли у них так было положено… Наутро меня перевезли, так же как из Барзоя, на вертолете во Владикавказ. Никто из моих родных не знал, где я, что со мной… Родила… постоянные, мучительные мысли о ней… Так я и лежал… Это было очень мучительно и одиноко…». Долго Юсуп привыкал к тому, что Радимы не будет больше, все, что случилось, уже случилось и нужно привыкать к новой жизни… Потом Ингушетия, лагерь беженцев, военных фотокамер, вопросы, вопросы и…ребята…таких же как он. Познавшие цену жизни. Ценящие Доброту и умеющие быть Добрыми, радоваться жизни. В 2003 году вместе с друзьями тоже поехал учиться во Владикавказ, но… печальный исход в связи с терактом в Беслане. Сейчас Юсуп живет на съемной квартире. На оплату жилья уходит 5000 рублей в месяц без учета коммуникальных оплат. Живет с женой Маккой, мамой, сестрой, в общем всей семьей. У отца есть еще одна семья. В нынешних условиях безработицы, конечно, им всем очень сложно. Мать Юсупа ухаживает за ребенком знакомых и те пять тысяч, которые она зарабатывает, уходят на аренду жилья. У Юсупа пенсия – 2050 руб. Работы нет. Между тем молодые ждут прибавления семейства. Конечно, с его инвалидностью, Юсупу полагается II гр. Мама говорит, что это стоит 15000 рублей. Этих денег у них нет. Юсуп же говорит, что ему не верится, чтобы брали деньги даже за это. Надеется что это неправда. Жена Юсупа рассказывает об обращении в отделе соцзащиты по поводу трудоустройства, но пока все неизменно. Они рассказывали, как познакомились в реабилитационном центре, где Макка посещала компьютерные курсы, а Юсуп ходил в тренажерный зал. Дружили два года, и в итоге сложилась дружная семья. Юсуп удивляется, столько общественных организаций занимаются инвалидами, достаточно ведомств, но рабочих мест для инвалидов как не было, так и нет. Слава Богу, считает Юсуп, что хоть Президент ЧР помогает инвалидам. Он это видит, как и друзья, по телевизору Юсуп очень дорожит своими друзьями. Очень сильно мечтает найти работу. В который раз удивляюсь похожести проблем; отсутствие своего жилья, отсутствие работы, маленькие пенсии… Неразрешимые своими силами, но требующие серьезного отношения со стороны государства и общества проблемы. Если тех программ, которые есть, недостаточно, нужно разработать новые, вовлекать все общества и все государственные структуры в решении этих проблем… Но тут моя мысленная тирада прерывается и я чувствую себя опустошенно и горько… Как будто август… жара… и солнце жжет глаза мне… тоже… они стыда за бессилие и бездействие… НАДО ЖИТЬ  «…2001 год был полон превратностей, как и вся эта война. Как только обстановка в Грозном более или менее стабилизировалась, наша семья вернулась домой из Ингушетии, где мы жили в палаточном лагере «Спутник». Вскоре вновь начала работать спортивная секция по каратэ, которую я раньше посещал, и я решил продолжить занятия. Благо спортзал располагался недалеко от нашего дома. В тот злополучный день мы с братиком-близнецом и еще одним другом шли домой, строили планы, делились впечатлениями о тренировке. Ничто не предвещало беды. Шли, как всегда, вдоль дороги, и я наступил на мину. Меня сначала отвезли в 9-ю горбольницу, оттуда в Нальчик, там я пролежал полгода. Случившееся перевернуло всю мою жизнь и жизнь моей семьи. Мне казалось тогда, что мое будущее рухнуло в один момент. Но время и участие тех людей, которым не безразличны страдания других, сделали свое дело; потихоньку я привыкаю к своему состоянию. Даже при ограниченных возможностях жизнь не теряет своей ценности. Я понял: надо жить…».Автора этих строк Зураба Исмаилова, молодого человека 1986 года рождения, я нашла в городке Иваново Старопромысловского района Грозного. Он женат, у него есть сынишка - пятимесячное чудо по имени Магомед-Эмин. Мы разговаривали, а малыш, лежа в люльке, внимательно слушал родной папин голос. Кроме последствий проклятого взрыва, проблемы у Зураба те же, что мучают многих в Чечне: нет своего жилья, найти подходящую работу не смог, хотя окончил Нефтяной институт. Он инженер по технике управления транспортом, безопасность дорожного движения – его специальность. Но пока, «временно», как сам выразился, он работает сотрудником благотворительной организации «Спасем поколение». Зарплата около 3000 рублей плюс пенсия 4500 да детское пособие – вот и весь доход семьи. Это при том, что ребенку нужен постоянный уход, витамины, памперсы и т.д. К тому же Зураб ездит на работу в городской центр, так что значительная часть дохода уходит на проезд. А другая - на оплату жилья. Его жена Мадина парикмахер, но не работает. Кстати, Зураб и познакомился с ней когда-то именно в парикмахерской. Дружили почти два года. Теперь же для них пришла пора отвечать не только друг за друга: на руках крошечный Магомед-Эмин. Поэтому для Зураба особенно важно найти стабильную работу. Ради этого он решил получить второе образование – выучиться на психолога. Я спросила: «А почему не обратиться, к примеру, в ГАИ, не попробовать найти работу по специальности?» Зураб засмеялся: «Думаете, я не пробовал? Но мне дали понять, что инвалиды там не нужны». Потом добавил: «Я понимаю, в Чечне большой процент безработицы, значит, и здоровым людям сложно найти работу». Да, он ясно осознает все проблемы общества и вовсе не считает, что, когда многим так трудно, он должен быть исключением. Но болеет душой за всех ребят, ставших инвалидами по вине этой чудовищной войны. Большинство из них к тому же не успели получить образования, они тем более не востребованы в обществе. По словам Зураба, указ президента ЧР о трудоустройстве инвалидов на практике не действует. Он имел случай это проверить на собственном примере. Служба дознания в ГАИ – вот сфера, в которой он должен был бы работать, но его туда не взяли: инвалид… В ведомствах, занимающихся проблемами инвалидов, сидят физически здоровые люди, им эти проблемы чужды, что заметно сказывается на их работе. Вероятно, лучше было бы, если бы этой областью ведали те, кто сам принадлежит к тому же контингенту и способен понимать все затруднения себе подобных. «В первую очередь надо давать инвалидам возможность получить образование», – считает Зураб. Потом, разгорячась, признается: «Я вообще не понимаю, почему инвалидов не берут на работу! Мы же намного добросовестней! Когда всего добиваешься ценой огромного труда и страдания, особенно дорожишь жизнью и всем, что достигнуто. Поэтому мы очень ответственны». Зураб много читает, любит шахматы. Он азартный болельщик футбольной команды «Терек». Не пропустил ни одного ее домашнего матча. И очень благодарен за такую возможность Майрбеку Хасиеву (ВТЭК г. Грозного), который подарил ему и еще девяти ребятам абонементы на домашние игры «Терека». Еще Зураб очень любит «Ламанан Аз», футбольную команду, сформированную из ребят-ампутантов. Он и сам одно время в ней играл, но потом не смог совмещать учебу и тренировки. С Зурабом очень приятно общаться: его образованность, ранний духовный опыт, дорогой ценой обретенная мудрость сделали из него интересного рассказчика, который зачастую не нуждается в наводящих вопросах. Его мама работает техничкой в школе. Отец-инженер - сам инвалид III группы. Что до Зураба, он устроился на работу не столько ради зарплаты (уж очень она мизерна), сколько чтобы отвлечься от горьких дум, побыть среди людей. О своей работе, о так называемых «Уроках доброты», которые сотрудники организации «Спасем поколение» проводили вместе с ним в грозненской школе №18, Зураб тоже рассказал. Но я не услышала от него ни единой жалобы, даже когда он объяснял, с какими трудностями приходится сталкиваться. Там, где другой бы возмущался, он только иронически недоумевает или приводит аргументы, почему сложившееся отношение к инвалидам нелепо. Мечтает быть полезным обществу, востребованным. Вспоминая 2001 год, он сказал: «Брат тогда отделался легкими ранениями, а друг – хроническим недугом. Я потерял ногу и глаз. Мы были детьми… Потом я рос, росли надежды… Иногда случается сталкиваться черствостью, но я уже не обращаю внимания. Ведь надо жить…». Конечно, надо. Есть ради чего. И ради кого: Магомед-Эмин вырастет, наверное, как папа, образованным, рассудительным, добрым. И Бог даст, здоровым. Тогда его не коснутся проблемы, которые сейчас приходится одолевать его отцу. И работа у него будет. А может, и общество к тому времени выздоровеет? В какой-то момент я не удержалась, спросила: «Зураб, а каких людей больше; добрых или злых?» Он рассмеялся: «Конечно, добрых. Только не все афишируют, какие они добрые». А когда речь зашла о мечтах, сказал, что его планы сбылись на 70%. Разве не удивительно? У человека нет жилья, зарплата ничтожная, по специальности работать не дают - какому-то чину из ГАИ, видите ли, взбрело в голову, что инвалидов не стоит брать на работу. А он о сбывшихся планах, о том, что люди в большинстве добры… Может, я неправа и общество не такое уж больное, а просто нужно провести «Уроки доброты» в соответствующих ведомствах? Война физически искалечила ни в чем не повинных детей. А нас – морально. Мы стали черствыми, это ее следствие. Может, нам, относительно благополучным, стоит поучиться добру и жизнерадостности у этих вчерашних детей, взращенных в несчастье. Пусть они заново научат нас жить. Кто-кто, а они это умеют. ОСТАВАТЬСЯ ЧЕЛОВЕКОМ  Аслан Солтаханов в свои 19 лет о войне знал почти все (в 1994-м ему было 13), но ничего о минах. Когда вокруг не стреляют, меньше всего думаешь о том, что на знакомой поляне, в лесу или просто в придорожной канаве, где-то, куда ты хаживал не раз, тебя может подстерегать беда. Ранним утром 8 июня 2000 года он вышел за ворота родного дома, что находится в селении Шалажи. Распорядок дня был расписан почти по часам. Первым делом надо было отогнать на пастбище отару овец, потом… Но потом пришла беда. Возвращаясь домой, Аслан наступил на противопехотную мину. Чем дальше отдаляется от нас война, тем меньше вспоминаем мы о тех ужасах и страданиях, которые пришлось тогда пережить. И это понятно, память человеческая не может навечно зациклиться на трагедии. Но всякий раз, когда случайно встретишь на улице взрослого человека или подростка без руки или ноги, в груди что-то замирает, и ты понимаешь, что это ранит больнее любого воспоминания. Тебе еще повезло, ты уцелел. А каково тому, кто остался инвалидом на всю жизнь? В тот день Аслан пережил шок. Сначала прогремел взрыв и он упал. Но очнулся сразу, а может, и вовсе не терял сознания. Он не любит вспоминать те минуты. Единственное, что он тогда знал наверняка: помощь если и придет, то не скоро. Значит, надо самому что-то делать. Каким же самообладанием надо было обладать 19-летнему парню, чтобы справиться с тем, что он увидел! Аслану оторвало одну ногу, другую изуродовало. Он снял с себя футболку, разорвал ее и перевязал обе ноги. Набравшись сил, пополз в сторону проезжей дороги. Путь, который ему предстояло проделать, был не близким: лесная чаща, где он подорвался на мине, находилась метрах в двадцати от проселка. В какой-то момент поняв, что ему вряд ли удастся доползти до дороги, он остановился и что есть силы закричал. Еще и еще… …К нему подбежали двое мужчин. Остановив автобус, ехавший по проселочной дороге, они внесли в него раненого и отвезли в комендатуру, где парню оказали первую медицинскую помощь. Оттуда его доставили в больницу. Врачи констатировали, что у Аслана нарушены костная и нервная ткани. К тому же с момента взрыва прошло слишком много времени. Иного выхода не оставалось, пришлось удалить и вторую ногу. Согласитесь, остаться без обеих ног - испытание не из легких даже для взрослого человека. Аслану пришлось вновь учиться жить. Реабилитационный центр, беседы с психологом… Прошел не один день, прежде чем он осознал, что жизнь продолжается и ее можно любить, даже будучи инвалидом. А может, именно пережив стресс, человек начинает ощущать полноту жизни? И ему открывается истинный смысл бытия как испытания. Испытания на выносливость, честность, мужество, верность, на умение оставаться человеком в любой ситуации. Аслан справляется со всем этим с завидным мужеством. У него много верных друзей, он занимается спортом, английским языком. Детский фонд ООН ЮНИСЕФ помог Аслану приобрести протезы на обе ноги. С первого взгляда вы не найдете в нем никаких видимых отличий от его сверстников. Он очень общителен и открыт для окружающих. Все его знакомые говорят, что Аслан Солтаханов - самый улыбчивый парень на свете, и только самые близкие знают, какими печальными могут быть его голубые глаза. Но он не позволяет себе предаваться унынию. Он уверен, что жизненные испытания, как гласит чеченская мудрость, Всевышний посылает тем, кого больше любит. НЕПОНЯТЫЕ ПОБЕДИТЕЛИ  В 2007 году с 11 по 21 ноября в городе Анталия (Турция) сборная команда Федерации футбола инвалидов России (ФФИР) стала серьезным призером чемпионата мира. Нападающий из Грозного Адам Межиев вошел в тройку лучших бомбардиров чемпионата мира 2007 года, забив в ворота противника пять мячей. Казалось бы, Чечня, так умеющая ценить успехи соотечественников, должна была ликовать. Сейчас у ребят из футбольной команды инвалидов-ампутантов «Ламанан Аз» другие проблемы, но тогда они были в недоумении, почему этот великолепный успех Адама остался вроде как незамеченным.В 2002 году целью создания данной футбольной команды была реабилитация детей и юношей, пострадавших в результате военных действий в Чечне. В составе команды было четыре человека. Футбольная команда инвалидов-ампутантов организации «Ламанан Аз» с одноименным названием создавалась при финансовой поддержке Детского фонда ООН (ЮНИСЕФ). Ее тренер, бывший игрок грозненской команды мастеров «Терек» Руслан Гирзишев, со всей ответственностью подошел к тренировкам. Сейчас в заявке команды 18 человек. Первое участие в официальных турнирах команда приняла в 2004 году. Надо отметить, что начало было удачным, команда юношей «Ламанан Аз» стала бронзовым призером кубка президента Российской Федерации, а взрослая команда (старше 18 лет), впервые участвуя в чемпионате России, завоевала 1 место в первой лиге и получила право представлять Чеченскую республику среди лучших российских команд. В 2005 году команда юношей «Ламанан Аз» была уже вторым призером кубка президента РФ, а взрослая команда, заняв шестое место среди восьми участников чемпионата России, сохранила за собой место в премьер-лиге. После этого чемпионата участники команды Муслим Цунцаев, Адам Межиев и тренер Руслан Гирзишев были приглашены в состав национальной сборной России.  Уже в ее составе Цунцаев и Межиев в 2006 году стали чемпионами Европы. И были представлены на присвоение звания «мастер спорта международного класса», а Гирзишев к званию «Заслуженный тренер России».В том же 2006 году команда юношей «Ламанан Аз» впервые завоевала престижный приз – Кубок президента РФ. В 2007 году она также выиграла первый юбилейный кубок президента РФ, переиграв соперников с явным превосходством, взрослая же команда после чемпионата России поднялась на пятое место. Но… победы победами, а у ребят начались проблемы, в связи с которыми команда может прекратить свое существование, как выразился тренер Гирзишев. Дело в том, что основной спонсор команды Детский фонд ООН (ЮНИСЕФ) закрыл программу, а тех средств, которые выделяет министерство туризма и спорта ЧР, хватает для выезда лишь на один из пяти турниров, внесенных в официальную сетку соревнований. У команды нет возможности организовать полноценный учебно-тренировочный сбор, регулярно возникают трудности с приобретением экипировки и инвентаря. У ребят бытовые проблемы, отсутствие жилья, маленькие пенсии, некоторые уже обзавелись семьями. Многие ездят на тренировки из сел, это опять же дорожные расходы. Цунцаев из-за бытовых проблем играет в команде Нижнего Новгорода, там у него хоть зарплата, для женатого Муслима это поддержка. Руслан знает почти все о ребятах; Иса Мишаев ездит из села, Адам Межиев учится в Нефтяном институте, Сулумбека Мутаева пригласили в СКИ*) Академии Волгограда, но Сулумбек отказался, он хочет играть за команду инвалидов ЧР. «Век спортсмена, как известно, недолог, – говорит Руслан, – поэтому хотелось бы, чтобы у ребят хоть как-то наладился быт, чтобы они могли играть. И не просто играть, а представлять Чечню с подабающим достоинством. Ребятам это по силам. Обидно, когда все рушится из-за нелепых, но важных для жизнедеятельности проблем».  У каждого из ребят за плечами свой груз войны, сделавшей их инвалидами. Они одолевают это испытание силой воли, победами, в том числе и над окружающим миром. Адам рассказывает, что он поступил в нефтяной институт благодаря тренеру, Адлану Дикаеву и Хаве Махмудовой. «Если бы не эти люди, я бы никогда не поступил, потому что у меня нет денег. Но проблема все равно не решаема, я будущий архитектор, но ведь скорее всего стану безработным. И это во многом зависит от отношения к нам, инвалидам. Я был в Америке, там инвалиды ходят в шортах, могут в парке снять протез, положить рядом и никто не обратит внимания. А у нас проблема лишний раз прокатиться на коляске - все начнут оглядываться. Да еще чуть ли не пальцем показывают на тебя, привлекают внимание тех, кто не заметил. Или приезжают «поглазеть» на нас, по-другому и не скажешь, или разражаются многословными тирадами, какие мы мужественные и все такое. Будто мы беженцы, чужестранцы какие-то: стали инвалидами где-то там, а не в собственной стране… и будто у нас был выбор, стать инвалидами или нет».Чем дальше, тем больше я понимала, как ребятам трудно. А Адам продолжал: «Все в один голос твердят, что нам нужно помогать, это опять выглядит, как будто мы беженцы. Но мы – такие же граждане своей родины, как и все. Мы стараемся, доказываем это, но все остается непонятным и непризнанным. Стремимся реализовать себя в спорте, но каждый раз бывает больно и обидно за нашего тренера, за Руслана. И за тех немногих людей, которые вынуждены бегать, просить, доказывать, что наше участие в том или ином турнире важно. Иногда это даже не удается». Сверх того ребятам приходится сталкиваться с проблемами, о которых уже не раз говорилось: протезы плохого качества, грозненский протезный центр оставляет желать многого, его условия не идут ни в какое сравнение с теми, что созданы в протезных центрах других регионов. «У них там евроремонт, все условия, как будто все инвалиды чеченской войны проживают там»,– говорят ребята. Слушая их, вспоминаешь позитивные изменения в ЧР за последние годы, сравниваешь, пытаешься понять, откуда такое равнодушие, в чем причина этого отчужденного отношения к ним. Наверное, время изменилось или человечество стало другим. В наш век информации, скорости, бизнеса «помогают», наверное, тем, кто выгоден. Это не специфика одной только Чечни. А ребятам совсем не жалость нужна, это сильные духом, отчаянные парни, но им нужно право оставаться командой, представлять ЧР на турнирах, чтобы духовная значительность их побед была признана. Пора наконец понять, что инвалиды - такие же люди и такие же граждане, как мы, - именно этого они от нас ждут. В Чечне это возможно. Ведь по вайнахским обычаям, по канонам нашей религии мы просто обязаны творить лишь добро. И добро совершается. Нельзя умалять добрые дела, что улучшили жизнь десятков обездоленных, бездомных, больных. Может быть, правильно и то, что мы осыпаем золотым дождем заезжих звезд шоу-бизнеса, не в упрек. Но пора вспомнить и о юных спортсменах, чьи достижения все еще не оценены по достоинству. Я призываю обратить внимание на ребят-инвалидов, разработать программу, которая будет призвана к тому, чтобы они могли тренироваться и побеждать. Побеждать, встречая благодарный отклик тех, кто очень хочет их победы.  |
В Чечне множество детей-инвалидов с травмами, полученными в годы двух войн. Но сколько именно, до сих пор в точности не известно: маленькие жертвы «контртеррористической операции» затерялись среди общего числа пострадавших. Тому много причин. Относительно детей, не способных вполне оправиться от военных травм, очень противоречивая информация: например, из базы данных РОБО «Доверие» на 2006 год явствует, что число жертв минно-взрывных травм среди несовершеннолетних перевалило за 740.