Умар Хамбиев родился 10 июля 1955 года в городе Таш-Кумыр Киргизской ССР. В 1959 году семья Хамбиевых вернулась на родину - в село Беной Ножай-Юртовского района ЧИАССР.
В 1979 году Умар закончил Махачкалинский мединститут по специальности хирургия. С 1980 по 1994 он работал хирургом, заведовал хирургическим отделением в Ножай-Юртовской ЦРБ (центральной районной больнице), 1987-1990 - ординатура в Москве. 1994-1995 - начальник хирургического отделения Грозненского военного госпиталя.
Во время первой войны, в 1995 году, президент Д. Дудаев назначил Хамбиева министром здравоохранения Чеченской Республики Ичкерия. На этой должности он был впоследствии переутвержден правительством сначала Яндарбиева, затем и Масхадова. С 2004 года Умар Хамбиев - специальный представитель Аслана Масхадова за рубежом. После гибели президента Масхадова в марте 2005 года Хамбиев попросил политического убежища в Италии. Итальянские власти предоставили ему вид на жительство. Владимир Путин - тогда еще президент РФ - во время своего официального визита в Италию в марте 2007 года сказал, что «место бывшему министру здравоохранения, я думаю, в Чечне всегда найдется, если он захочет вернуться к мирной жизни». Слухи о возможном возвращении Умара Хамбиева из европейской эмиграции возникали периодически, но он решился вернуться лишь в августе 2008 года. О том, почему вернулся, что увидел и чем занимается, Умар Хамбиев рассказал в интервью «ДОШ».

- Что послужило поводом для вашего возвращения домой? Это Ваше решение было самостоятельным?
- В 2000 году, когда мы с сотрудниками военного госпиталя, руководимого мною, выходили из Грозного, в Алхан-Кале попали в плен к российским военным и две недели находились в фильтрационном лагере в печально знаменитом тогда Чернокозово.
Я вышел оттуда в очень тяжелом состоянии, совсем больным: был так слаб, что не мог ходить. Мало того, меня выпустили, но без документов. Ситуация была такова, что в любое время могли даже убить. Мне помогли, и я уехал в Париж на лечение. Вылечившись, остался зарубежом. Когда однажды приехал в Баку, мне сообщили, что меня ищет ФСБ. Я не планировал покидать Чечню надолго. Но с учетом сложившейся на тот момент ситуации и вернуться не мог. В 2005 году, после гибели Аслана Масхадова, я попытался переждать, закрепиться зарубежом, приобрести там законный статус, обосновался в Италии, стал адаптироваться, учить язык. Но все время тянуло домой.
Мне очень дорога Чечня. Я с ней пережил и первую войну, и вторую. Да и домочадцы не проявляли особого желания остаться на чужбине, все хотели попасть в свое общество.
Старший сын закончил университет на Кипре, в совершенстве знал английский, но тоже хотел в Чечню. Это не могло меня не радовать. И я стал обдумывать, как бы вернуться. Но для начала надо было позаботиться о гарантиях безопасности.
Однажды ко мне приехал брат (Магомед Хамбиев - бывший министр обороны в правительстве Масхадова, ныне депутат парламента ЧР - прим. Ред.) со своими товарищами. Они предложили мне вернуться домой, пообещали, что все будет нормально, но я им не поверил. Тогда разговор не шел о том, что Рамзан Кадыров будет гарантировать мою безопасность.
Я и сам не хотел этого разговора. У меня перед глазами стояла картина кошмара, который творился в республике, когда я покидал ее: бомбардировки, обстрелы, полное беззаконие, - народ уничтожался на моих глазах.
Но через некоторое время решил: съезжу на две-три недели в Чечню, потом решу, как быть дальше. Ведь я, в конце концов, еду на свою родину, я не боюсь своего народа, не враждую с ним. Когда узнал, что в Чечне установлена власть, которая отвечает за свой народ, я решил, что можно вернуться.

- А что убедило в том, что эта власть отвечает за народ?
- Информация из различных источников, которую я находил объективной. Тут я уже сам спросил у брата и его товарищей, возможно ли мне приехать, как это лучше сделать. Они одобрили мое решение, видимо, связались с президентом. Мы уладили этот вопрос довольно быстро.
Когда я приехал в Москву, меня там Рамзан [Кадыров] встретил в аэропорту. Это го я никак не ожидал. Мы поговорили немного, я сказал, что хочу посмотреть, какова обстановка в республике.

- Он вам сразу предложил остаться?
- Нет. Но я и сам сказал, что для начала мне нужно оказаться в Чечне и осмотреться. Тогда решу. Он заверил, что я свободно смогу уехать в любой момент, если буду недоволен ситуацией. Мне трудно было поверить и в такой прием, и в то, что я здесь увидел: возрождающийся город, село, где люди свободно ходят, ничего не боясь, нет блокпостов, нет прежнего беззакония и беспредела. Ко мне стали поступать разные предложения. Но я хотел вернуться в родное село. Из него лежал мой путь, когда я отправился за границу пасмурным осенним днем на «нефтевозке », которая не проверялась на блокпостах федералами. Меня довезли до Хасавюрта, откуда я уехал в Баку, нелегально покинув Чечню и Россию. У меня всегда потом стояла перед глазами картина: мой госпиталь в минуты прощания с ним. Мне очень хотелось возвратиться именно туда, проверить, как я теперь буду себя там чувствовать. Я осуществил эту мечту и счастлив, что мне это удалось. Восемь месяцев я напряженно работал в родном селе, принимая больных, оперируя.
Односельчане мной довольны.
Я думаю, что поступил правильно: дома я нужнее, чем за границей, принесу больше пользы. Тем более, что там очень трудно устроиться на работу врачом.

- Я знаю чеченца, который работает врачом в Берлине.
- Я тоже знаю одного. Им повезло. Но я говорю в целом об отношении в Европе к приезжим. Я договаривался насчет работы, когда уже изучил иностранный язык, в одном госпитале обещали меня взять на работу. В материальном отношении это было бы очень хорошо, но кроме материального, иного смысла не было. Никакого морального удовлетворения.
Знаешь, в чем тут дело?
Я родился в Киргизии, в сталинской ссылке. И всегда думал: а где родятся мои внуки? Когда меня спрашивают о месте рождения, мне становится не по себе, что я чеченец, родился не на земле предков.
Эта мысль всегда меня тревожила. Если мои сыновья не смогут поехать домой - что это за жизнь? Надо быть связанным со своей родиной. Мысль, что я никогда больше не смогу жить в Чечне, сильно тяготила.
Около десяти лет мои дети были оторваны от дома. Правда, мы не позволяли им забывать родной язык: учили читать и писать на нем грамотно. Но если нет среды общения, они все же могли его растерять.
Диаспора в Италии маленькая, да и не принято было часто собираться. Дети часто у меня спрашивали, как вести себя в той или иной ситуации: как чеченцы или как итальянцы? Я видел в Турции и других странах чеченцев, которые ассимилировались полностью, - этой судьбы я боялся. Может, я консерватор в этих вопросах, но я на все смотрю именно так.

- Вы уже привезли свою семью домой?
- Да, через четыре месяца после того, как вернулся сам. Поехал в Италию. Один сын уже закончил университет, второй выбрал мою профессию и в этом году будет поступать в мединститут.

- В конце апреля вы стали главным хирургом республики: от кого поступило предложение занять эту должность?
- От министра здравоохранения. А кто сказал министру, не знаю. Первый раз я об этом услышал, когда еще был в Москве. Сказал, что не готов ответить сразу. Пока не хотел брать на себя такую ответственность, да и никакой политической шумихи вокруг не хотел. Но главный хирург, я считаю, что это моя профессия, - занятие вне политики. Буду полезен себе и людям.

- Советовались ли Вы со своими соратниками или коллегами по бывшему уже для вас правительству Масхадова, когда уезжали из Европы?
- Нет, эти вопросы я с ними не обсуждал. Я уже был свободен в своем выборе.
Когда Масхадов возложил на меня должность своего спецпредставителя, это было очень трудное время. Со всех доступных мне трибун я пытался донести до мира весть о геноциде в Чечне и осуждал его.
Да, это называлось контртеррористической операцией. Но здесь уничтожался народ!
Этого нельзя отрицать, все документально зафиксированные факты насилия над людьми подтверждают это. Я пытался защитить людей, но у меня никогда не было политических амбиций, я просто делал то, что считал правильным.
После гибели Масхадова у нас [в правительстве Ичкерии] начался разлад: каждый из его последователей начал тянуть одеяло на себя.

- В чем и как это проявлялось?
- Каждый старался выделиться. Образовался такой треугольник самых предприимчивых.
- Из кого он состоял?
- Вы знаете эти фамилии (смеется), но я сейчас не буду говорить о них. Главное, разлад наметился реальный. Преемник Масхадова оказался не очень состоятельным в работе. Это сразу отразилось на всех аспектах нашей деятельности.
В этой ситуации мне там уже было нечего делать. Я должен был или притворяться, или уйти.

- Вы имеете в виду разлад между сторонниками Ичкерии как светского образования и поборниками так называемого Эмирата? Почему вы не сочли для себя возможным остаться с первыми?
- Знаешь, там уже все пошло не так.
Я трезво оценивал ситуацию, видел отношение той же Европы. Пока был жив Масхадов, они признавали легитимность его власти. Его убийством Россия полностью выбила почву из-под ног у наших сторонников.

- Как вы относитесь к критике в Ваш адрес, которой изобилуют некоторые Интернет-сайты?
- Просто смеюсь. Не буду утверждать, что мне это приятно, но и не сказал бы, что неприятно. Равнодушно отношусь.
Слишком хорошо знаю тех, кто там критикует. Пусть любой из них приедет в Чечню и сделает столько, сколько я сделал для чеченцев. Критиковать легко. Я не предал своих принципов. Я приехал и начал работать. Добиваться хорошей жизни для своего народа можно, только находясь среди него. Это иллюзия, что Европа нам поможет. Нам надо уже как-то найти общий язык с Россией. Чечня может быть свободной только с ее согласия. Если Россия будет развиваться демократическим путем, то и Чечня имеет шансы получить свободу.
- Вы были министром здравоохранения в правительстве Масхадова. Сейчас многие говорят, что в период фактической независимости республики власти не сделали и малой доли того, что делается сегодня для социальной сферы, медицины и т.д.

- Если бы тогда у России было такое отношение к Чечне, как сейчас, можно было бы сравнивать.
Но в то время финансирования практически не было. Я с трудом добился шести миллиардов рублей на медицину. И то потому лишь, что попросил Масхадова включить меня в делегацию, когда он летел в Москву на подписание договора с Ельциным [12 мая 1997 г.], хотя я не входил в эту делегацию. Когда они [Масхадов и Ельцин] подписали договор и пожали друг другу руки, я протянул заранее подготовленные документы, и им пришлось их тоже подписать.
А потом Черномырдину. Таким образом я выбил для республики деньги на медикаменты, в которых больницы остро нуждались, и на улучшение обслуживания. Это все, что мы достали. Крайне тяжелая была ситуация: в республиканском бюджете не было средств, налоги никто не платил, нефть воровали.

- Вы сейчас поддерживаете связь со своими бывшими соратниками по ичкерийскому правительству?
- Я знаком со всеми ними, но связываюсь редко. Когда ездил в Европу в последний раз, встречался с Сайд-Хасаном Абумуслимовым, Апти Бисултановым, у меня с ними нормальные отношения. С большим уважением отношусь к Ильясу Ахмадову, министру иностранных дел в правительстве Масхадова [1999-2004 годы] - очень порядочный человек. Живя в Европе, я поддерживал с ним дружеские отношения.

- А как те, с кем виделись, отнеслись к вашему решению вернуться домой?
- Я им объяснил ситуацию. Они меня поняли.

- В последнее время много говорят о чеченской эмиграции: одни обвиняют беженцев в том, что они променяли родину на легкую жизнь, другие говорят, что беженцы, ныне живущие в Европе, могут стать хорошим потенциалом для будущего развития чеченского общества. Как на это смотрите вы?
- Прежде всего, я очень благодарен Европе за все, что она сделала не только для меня, но для всех наших соотечественников, вынужденно оказавшихся на чужбине.
Отъезд этих людей был оправданным, и европейские страны протянули руку помощи в самый трудный час. Я не боюсь, что наши люди станут изгоями. Многие из них приезжают и уезжают. Если обеспечить им свободу передвижения, они не потеряют связи с родиной. Там, в Европе, есть плюсы, в первую очередь качественное образование, которое наши люди имеют возможность получать. Мои сыновья знают английский и итальянский.
Когда из-за границы приезжают мои друзья, они помогают, служат для них переводчиками.
Почти во всех странах, где есть наши диаспоры, существуют национальные культурные организации, языковые школы и т.д., которые объединяют чеченцев.
Это им помогает сохранять связь со своими корнями. Когда я приехал, мне один знакомый сказал: оказывается, чтобы понять, насколько мы любим родину, надо было уехать. По-моему, все, в конце концов, должны вернуться и устроиться на работу в Чечне. Если так поступят молодые люди, получившие образование там, мы сможем поставить работу во всех сферах нашей жизни по-европейски, надо взять только самое лучшее из того, что дала нам эта эмиграция. Мне, к примеру, не хватает европейского отношения к нам, медикам. Над этим надо работать.

- Насколько оправдались ваши ожидания, связанные с общей ситуацией в республике и, в частности, с Вашей работой?
- Я верю, что у Чечни есть перспективы.
У нас такой потенциал человеческий, такие ресурсы природные, что при правильной организации работы можно достичь очень многого.

- Говорят, что в республике не хватает квалифицированных специалистов в разных областях медицины, так ли это, по-вашему?
- Я сейчас разговаривал с кандидатом медицинских наук, который в Москве изучил очень сложную технологию и сейчас готов приехать в Чечню в онкологический центр. Собираем ученых по всей России для обсуждения этой проблемы.
- Сейчас много онкобольных из нашей республики, в том числе дети, вынуждены лечиться в Ростове и Москве.
- Месяц-два, и у нас откроется онкоцентр, будет много возможностей: и химиотерапия, и лучевая терапия, короче, все, что необходимо для таких больных.
Одно-двухместные палаты по европейским стандартам. Думаю, надо быть смелыми, решительными, не бояться, подготовить специалистов. Любой врач может научиться работать на этом оборудовании, и тогда у нас не будет проблем. Я в это верю, потому что знаю таких специалистов.

- Вы обсуждаете с Рамзаном Кадыровым какие-то рабочие вопросы, связанные с медициной? Есть ли у главного хирурга прямой выход на президента?
- Когда реализовывалась президентская программа [c сентября 2008-го по май 2009-го] по оказанию хирургической помощи социально незащищенным слоям населения, я его пригласил, он приехал. В любое время я могу с ним обсудить любой вопрос, если в этом есть необходимость.

- Вы последние восемь месяцев работали в селе, жили, что называется, среди простых людей. Что, по-вашему, больше всего сейчас волнует людей, что им нужно?
- Больше всего им нужно, чтобы их не трогали, дали возможность свободно жить. Наши люди, пережившие эту войну, те, кому никогда не забыть всех ее ужасов и страданий, очень рады появившейся сегодня возможности жить спокойно. Еще у нас в республике сложная ситуация с безработицей, в селе нашей молодежи нечем заняться. Больше половины незанятого работоспособного населения - это же целая армия! Был бы малый бизнес, как в Европе, - тогда другое дело. У меня, например, один друг хочет построить парники и выращивать круглый год овощи. Если он осуществит эти планы, создаст несколько гектаров полей и парников, которые надо обслуживать летом и зимой, появятся дополнительные рабочие места. Если б у нас было отношение к земле, к производству, малому бизнесу, к экологическим проблемам, как в Европе! Вот что надо у них взять.
Сейчас, прежде всего, необходимо устранить негативные последствия войны.
Над этим надо работать всем. И не бояться трудностей.