Руслан МАЛЬСАГОВ

Базарные дни в Назрани в 40-е годы были по средам. Заам Аушев оставил восьмилетнего сына Магомета у своих родственников Оздоевых, живших неподалеку от базара, и уехал в Сурхахи, чтобы, вернувшись утром, продать оставленные здесь три мешка кукурузы. Кукурузу Зааму и Магомету предстояло продавать небольшими порциями, а не мешками - мешок здесь мало кому был по карману. Всю ночь мальчик метался во сне, его мучили кошмары. То кто-то пытался, не заплатив, вырвать у него из рук миску с кукурузой, то он блуждал среди массы незнакомых людей по базару, не находя своего отца, то, насилу выбравшись из базарной толпы, в отчаянии бросался искать дорогу домой. Это была ночь с 22 на 23 февраля, накануне базарного дня - среды.
Вдруг что-то затарахтело, и он проснулся. В дверь стучали, барабанили что есть силы.

За окном было темно, рассвет едва брезжил. Услышав стук, Магомет обрадовался. «Отец приехал!» - пронеслось в сознании, еще не успевшем прогнать туман мучительных ночных видений. «Сейчас погрузим мешки и поедем на базар», - думая так, сонный мальчик поспешно натягивал штанишки. Но в передней его встретил не отец, а вооруженные солдаты. Все в доме плакали: мать семейства Гоши, бабушка и дети, их у Оздоевых было пятеро. Отца дома не оказалось. Как потом выяснилось, его под конвоем отправили на сборный пункт, якобы для участия в «торжественном собрании», посвященном Дню Красной армии и Военно- морского флота.
Магомет хотел выбежать на улицу, посмотреть, не едет ли отец. Но военные преградили ему дорогу, их угрожающие окрики, видимо, означали что-то вроде «Не смей удирать!» Мальчик, не знавший по-русски ни слова, пытался объясниться по-ингушски или хоть жестами растолковать этим людям, что он живет не здесь, в Назрани, а там, далеко - в Сурхахах. Но его никто не слушал...
Всех погрузили в автомашину. По распоряжению военных два мешка кукурузы достались Оздоевым (вообще-то на семью разрешалось брать только один мешок груза), а третий - Магомету Аушеву.
Ни отца, ни кого-либо из своей семьи Магомет так и не увидел ни в тот день, ни потом, долго-долго... В вагоне, увозящем неведомо куда, мальчик терзался таким невыносимым горем, какого детство не знает, ведь он прощался не только с родиной, но и с близкими... На свою кукурузу, которую люди жарили в вагоне на буржуйке, он смотреть не мог. Магомета мучило неотвязное наваждение: ему казалось, что именно из-за этих проклятых мешков его разлучили с родителями.

Хлебная карточка
Позже, когда ему пришлось вместе с другими мальчишками-спецпереселенцами работать на сборе угольного шлака на Атбасарской железнодорожной станции, близ которой после 22-дневного пути с Кавказа высадили депортированных, Магомета постиг еще один удар, лишивший его последней возможности выжить самостоятельно. У него украли хлебную карточку.
Что могло быть страшнее? В те дни от голода пухли и умирали сотни переселенцев. Он знал, что по его карточке кто-то получает в день 600 граммов хлеба. Знал также, что похититель где-то здесь, рядом - один из сверстников, тех, кто с ним работал. Но как узнаешь, кто именно? Не пойман - не вор. Да и стыдно было придираться к кому-либо из них. Все и так еле держались на ногах от голода.
Да, хотя случай с хлебной карточкой поначалу привел мальчика в негодование, он быстро понял, что злиться бесполезно. Кто-то пытался выжить за его счет. Значит, ему оставалось одно - уйти. Податься «в никуда», искать свою семью.
...Шла вторая весна высылки. Май. Тепло. Можно ночевать на улице, где попало. Не сказав ни слова тем, кто с ним работал, Магомет в обеденный перерыв бросил свою совковую лопату и украдкой вскочил на первый попавшийся товарный поезд. Ему было все равно, куда ехать, он ведь не знал, где те, кого он надеялся отыскать. Вот и катил наудачу, ежился от ветра, сидя на подножках товарняков, вспоминал о самой милой младшей сестренке, двухлетней Хяди, о других сестрах и братьях, их было в семье восемь - три мальчика и пять сестер. От этих воспоминаний тревога немножко отпускала, на душе становилось светлее...
...В спецбараке, где жил Магомет, никто особенно не всполошился из-за его исчезновения. Это был обычный случай: среди переселенцев часто пропадали не только дети, но и взрослые. Кто-то замерзал в зимней дороге, застигнутый бураном; кто-то по весне навсегда оставался в поле, куда он ходил собирать пшеничные колосья: изголодавшиеся люди просто опухали от переедания чуть поджаренного зерна (обычно перед началом весенних полевых работ в казахстанских степях поджигали стерню), а то кого-нибудь доводил до безумия тифозный жар и человек украдкой вставал с постели, уходил ночью и ложился умирать где-то за селом... Много было подобных случаев. ...А Магомет тем временем колесил на товарных поездах взад-вперед, не зная своей конечной остановки. Никак не удавалось встретить хоть одного соплеменника. Если кто-то, заинтересовавшись, откуда он такой взялся, мальчик отвечал одно: «Семья пропал». Других русских слов он не знал. После таких ответов многие встречные проявляли сочувствие к чумазому от угольной пыли, полураздетому мальчугану и давали что-нибудь поесть: пригоршню семечек, ломтик хлеба. «А один русский офицер в отставке, спросивший, кто я по национальности, когда я ответил: «Магомет», похлопал меня по плечу, вытащил из нагрудного кармана гимнастерки свою хлебную карточку и отдал мне», - когда Магомет-Хаджи вспоминает об этом, у него на глаза до сих пор наворачиваются слезы. Однажды встреченная в каком-то железнодорожном тупике старуха-казашка, угадав по лицу, что он кавказец, долго что-то объясняла на непонятном языке, показывая рукой неизвестно куда и повторяя: «ше-шен». Не знал Магомет, что в той стороне, куда указывает эта женщина, есть вайнахи. Когда он двинулся в эту сторону, она замахала руками еще темпераментнее, удивленно повторяя: «Уй-бай!». Потом вынесла из кухни две лепешки и протянула ему. Через четверо суток Магомет добрался до в какого-то населенного пункта. Оказалось, что это поселок Озерный, находящийся в 100 км от Атбасара. Магомету крупно повезло: его приютил живший здесь Абукар Ужахов. У него было много детей. Хозяин посоветовал Магомету остаться у него, пока не выяснится, где его родители. Абукар куда-то уходил, где-то подолгу расспрашивал, рассказывал о мальчике, о его скитаниях и судьбе, но ничего разузнать не мог.
Но однажды Абукар вернулся, чем-то возбужденный. Оказалось, он прослышал, что в одном из колхозов Кустанайской области живут Аушевы.
Магомет, уже привыкший странствовать, уверил доброго муллу Абукара, что сам доедет до этого колхоза и узнает, есть ли среди живущих там ингушей его родители. Абукар боялся отпускать мальчишку одного, но потом сдался, уж больно напорист оказался не по годам взрослый подросток.
...Товарняки с углем, горюче-смазочными материалами, лесом и другими грузами в сторону Кустаная шли регулярно. Магомету оставалось только слоняться вблизи от той платформы, что подальше от последней, где обычно восседал сопровождающий с винтовкой, - его нужно было остерегаться. Как только поезд трогался, Магомет с обратной стороны незаметно вскакивал на подножку. Он хорошо запомнил название станции, о которой говорил ему Абукар. Через двое суток благополучно добрался до указанного колхоза. Родителей он не нашел, зато две семьи Аушевых - Магомета Сепсоевича и Магомета Мерзоевича, которые там жили вместе с другими спецпереселенцами, приняли его, как родного сына. Оказалось, что они - его односельчане, высланы из того же села Сурхахи. Сначала он жил в многодетной семье Магомета Сепсоевича. А потом его забрал к себе насовсем Магомет Мерзоевич, женатый на очень доброй грузинке ... Магомет Мерзоевич оказался великолепным жестянщиком. Его промысел высоко ценился в колхозе. Работая кузнецом, он выполнял заказы и местных жителей. За это сельчане ему приносили кто кусок хлеба, кто крынку молока. Поэтому Магомету вместе с другими детьми не приходилось в весенние дни ходить на колхозные поля собирать пшеничные колоски.
...Шли месяцы, годы разлуки с семьей. Родители искали его, он искал родителей. И вот радостная весть!
Это было в осенний день 1947 года. Его отца кто- то видел в Карабалыкском районе Кустанайской области!
...Дверь низенькой землянки на окраине хутора, сложенной на скорую руку из самана и покрытой жердями и слоем соломы, обмазанной сверху желтой глиной, была открыта. Во дворе никого не было. Магомет вошел в землянку, как во сне, и стал у порога. Отец сидел у горящей печки, о чем-то задумавшись, подперев руками голову. Потом, заметив вошедшего, повернулся к нему. Перед Заамом стоял длинный и худой, с запавшими глазами, чумазый подросток в штанах, продранных на коленях. Сначала ему показалось, что это привидение. Но когда мальчик заплакал и бросился к нему, Заам понял, что перед ним Магомед-Хаджи Аушев живой человек, а не призрак, и поспешил в дом, что- бы найти для пришельца что-нибудь съестное: он подумал, что мальчишку привел к нему голод. Не узнал отец сына. А Магомета детская память не подвела. Он узнал отца, как только тот повернулся к нему... Семья выжила, это было редкое счастье по тем временам. Никто не умер. Вернулась к обеду и мать - Аминат. Она, как обычно по пятницам, ходила на берег реки Уй совершать намаз (молитву), и плача тайком, молила Аллаха о спасении потерявшегося сына. Хотя на то, что он вернется живым домой, никто из родных уже не надеялся. Заам после возвращения сына прожил недолго. Его похоронили в 1949 году, в апреле. Все остальные остались в живых... Сегодня Магомета-Хаджи Заамовича Аушева знают не только в Ингушетии. Его имя с глубоким уважением произносят во многих уголках России. О его доброте, человечности, бескорыстном участии к чужой беде поведали людям солдатские матери, которые во время войны в Чечне съезжались в Ингушетию десятками и сотнями, чтобы спасти своих сыновей, погибаюших в этой бессмысленной войне. Магомет-Хаджи на своей «Ниве» ездил на автобусные станции, отвозил уставших, обессиленных женщин в Сурхахи, где семья Аушевых тепло принимала россиянок, которых привели сюда горе и тревога за сыновей. Сами Аушевы переселились в одну из пристроек, а весь многокомнатный дом оставили в распоряжении приезжающих и уезжающих целыми группами гостей. Всего за время войны (сменяя друг друга) в этом доме нашли приют, бесплатное питание и обслуживание более 300 солдатских матерей разных национальностей, в основном русских. Причем Магомет-Хаджи не раз бывал в зоне войны, помогал матерям находить своих сыновей живыми или мертвыми. Теперь все это позади. Но невозможно забыть подвиг этого гуманиста и миротворца. А его дом теперь называют то «самым гостеприимным домом в Ингушетии», то «домом солдатских матерей». И хотя те трагические годы понемногу отдаляются от нас, уходят в историю, Аушевы продолжают получать благодарственные письма и телеграммы. Каждый год 4 июня - в день образования республики - Магомет-Хаджи, украсив грудь орденом «Дружбы Народов» и подпоясавшись старинным узорчатым поясом с серебряными бляхами и семейной реликвией - многовековым длинным кинжалом, встречает на пороге своего дома десятки гостей. Здесь нет непрошенных, его двери распахнуты для всех, кто нуждается в помощи, защите, тепле и человеческом участии. А рядом с ним его сыновья Макшарип и Муса, дочери и шумная ватага детишек. Их 27, а Дади - их гордость, самый главный человек в их жизни.
- Будущее за внуками - и моими, и всего нашего народа в целом, - говорит Магомет-Хаджи, радостным взглядом окинув собравшихся вокруг него детей. - А ответственность за то, чтобы помочь им найти правильную дорогу в этой жизни, - на нас, старших.

по материалам Микаила ЗАНГИЕВА