|
Три холмика в сарае
 На ее морщинистом, изможденном, но всегда собранно-отстраненном лице лишь изредка проступает еле заметная улыбка. Она подолгу сидит молча, лишь изредка поглаживая удобно устроившегося на ее коленях кота. Он всегда рядом с ней, стоит хозяйке окликнуть его: "ВоIильг!" (Сынок!), и кот, мурлыча, начинает кружить вокруг нее в подобии медленного танца.Райхант за свою 94-летнюю жизнь видела многое, любит рассказывать об увиденном и услышанном. Рассказывает живо, увлекательно, интересно. Но одно лишь напоминание, прямое или косвенное, о феврале 1944 года бросает ее в заметную дрожь. Хотя, при всем том, ее никто не видел плачущей: у старой, иссохшей от горя и долгих лет Райхант железная воля. Когда дети - племянники и племянницы, дальние родственники и просто соседи, по привычке бросались к ней обниматься, она тут же их отталкивала, как бы боясь прикоснуться к ним. Дети обижались, полагая, что бабушка Райхант их попросту не любит, так как своих нет. Только дожив до глубокой старости, она стала подпускать детей к себе. Лишь годы спустя, повзрослев, они узнали, в чем причина такой "неприязни" Райхант Сайпуловны к детям. В лютые морозы февраля 1944 года тридцатилетнюю Райхант с тремя малыми детьми, как и весь вайнахский народ, депортировали в Казахстан. Старшим сыну и дочери было пять лет и три года. Младшенькой было только шесть месяцев. Муж ушел на фронт. Ехала она в вагоне с родственниками мужа. Она и сейчас уверена, что даже на край света дорога была бы короче, чем эта, длиною то ли в неделю, то ли в две. Ей часто казалось, что этому пути конца вообще не будет. Попала Райхант в Северный Казахстан, по сути, в Сибирь. Поэтому и сейчас ингуши не говорят, что их сослали в Казахстан, а говорят: в Сибирь сослали! Так оно и есть. Старой больной свекрови и Райхант с тремя детьми достался ветхий заброшенный сарай. Местные жители не хотели их брать к себе. Во-первых, пропаганда неплохо поработала, представив ссыльных головорезами и людоедами. Во-вторых, ни больная старуха, ни сама Райхант работать не могли. Кому нужны лишние рты? Да и сами казахи жили бедно. Вот и достался Райхант сарай вместо человеческого жилья. В том же положении оказалась еще одна чеченская семья, где тоже не было мужчин, но было семеро (!) детей, их мать и еще две женщины. Эта семья обосновалась в сарае напротив, да так, что двери обоих "жилищ" смотрели друг на друга. Но увидеть друг друга двум несчастным семьям не удавалось: сугробы были слишком высоки, снега намело выше крыши. Недели через две умерла свекровь. Дети болели. Проснувшись однажды утром, Райхант поняла, что ее сарай полностью занесло снегом. Выйти не было возможности, съестные припасы кончались. И даже если бы выбраться наружу, неизвестно, где достать еду. Райхант не помнит, сколько продолжались эти муки - в заваленном снегом "доме" было не разобрать, когда день начался, когда ночь наступила. Первой умерла крошка-дочурка, теперь уже семимесячная. Заливаясь слезами, мать выкопала в углу своего пристанища яму и уложила в нее свою кровиночку. Часами она сидела, не сводя глаз с маленькой могилки, и плакала от бессилия. Потом и плакать не стало сил. Через несколько дней умерла и старшая дочь, трехлетняя. Мать и ее похоронила рядом с сестренкой. Теперь в углу было уже два могильных холмика. Когда сарай занесло снегом, у Райхант было с полкило муки и немного пшеницы. Поначалу она варила муку на воде, но вскоре кончились и мука, и пшеница. Не стало дров и воды. И дверь нельзя было открыть - снег намертво заблокировал ее. Женщина снимала с себя последнее платье, укутывала в него сына и, прижимая к себе, пыталась согреть. Когда однажды снег все-таки убрали и открыли дверь, вошедшие увидели Райхант, лежавшую без сознания рядом с мертвым ребенком. Мальчик опух от голода, застывшим ртом он все еще сжимал палец матери. Райхант разрезала палец, поила его своей кровью. Ее спасли, и она вернулась домой, на Кавказ. Но с тех пор она не притрагивалась к молочным продуктам. Их так не хватало ее детям! Боль не проходила. С утра до вечера она трудилась, не покладая рук, чтобы только не думать о трех родных маленьких существах, которых оставила там, в холодной и голодной Сибири. Десятилетия прошли, прежде чем она смогла не содрогаться от одного только прикосновения к ребенку. Но память о зарытых в сарае детях все равно не уходила. Она осталась с ней навсегда. До последнего часа. Якуб Патиев Кокчетавский перрон Кокчетавский перрон, кокчетавский перрон, Сколько горя и слез ты увидел тогда! Здесь один за другим прибывал эшелон, Здесь одна за другой прибывала беда. Лютовавший сурово февральский мороз Никого в бесконечном пути не щадил. Сколько жизней несчастных сюда не довез Эшелон, что один за другим приходил! Но страшней, чем мороз, оказался тиран, Что в тепле и уюте в Кремле восседал, Что на долгие годы внедряя обман, Души целых народов навек остужал. О как много узлов завязал он тугих, Чтоб и после него мир покоя не знал! Кокчетавский перрон, ты, как мог, привечал Тех, кто прибыл сюда, хоть с перронов других С ликованьем на смерть кто-то их провожал. И отец мой в далеком и злом феврале Здесь сошел, чтоб в неволе свой путь начинать. Озираясь в чужой неизвестной земле, Здесь в четырнадцать лет оказалась и мать. Ах, как много их было в бескрайних степях, Полустанков, перронов, пустых тупиков, Где свозили на смерть и бесправия страх И младенцев грудных, и больных стариков. Кокчетавский перрон! Здесь начало берет Край, что родиной мне по рождению стал. Где родился и я в этот памятный год, Когда сеятель смерти и сам издыхал. Кокчетавский перрон, ты давно уж другой, И приехал сюда я по воле своей. Да и родина стала сегодня иной (Не скажу, что намного былого добрей)… Кокчетавский перрон, кокчетавский перрон, Я твоим февралем навсегда обожжен. * * * Мы родом из Казахстана Мы родом все из Казахстана, Кто там рожден, кто до и после. Незаживающая рана Напоминает болью острой. Мой сверстник иль старик глубокий, Иль юный парень с чувством долга - За всеми тот февраль жестокий Крадется по пятам… Так долго? Растут другие поколенья В стране другой, в другой эпохе, Но так же живы измышленья, Что все мы изначально плохи. Да, став изгоем в одночасье, Народ с клеймом живет поныне. Разбита родина на части, И мы везде, как на чужбине. "Сын за отца не отвечает!"? И все ж я за того в ответе, Кого не знал и кто не знает О том, что я живу на свете. Страна, наказанная прошлым, Живет с оглядкой на былое, И ценностям кроваво-пошлым На диво предана порою. А нам давно уже не рано Из плена выйти Казахстана. |