ГЛАВНАЯ АРХИВ ПЕЧАТЬ РЕДАКЦИЯ ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ РЕКЛАМА ОТДЕЛ РАСПРОСТРАНЕНИЯ

<< ЛИСТАТЬ ЖУРНАЛ >>

АРХИВ > ДОШ # 2/2003 >

”ДВА БРАТА МОЕГО ОТЦА ПОГИБЛИ 18-ЛЕТНИМИ В ВЕЛИКУЮ ОТЕЧЕСТВЕННУЮ. ЭТИ ЛЮДИ И ЕСТЬ ДЛЯ МЕНЯ АРМИЯ...”

Мария БЛАНД. Проложение, начало в первом номере журнала (стр. 17-19)

Вячеслав Измайлов – один из немногих офицеров в российской армии, так и не сделавших карьеру в самое "звездное" для военных время...

Приехав однажды добровольно на войну из теплого, уютного кабинета военкома, он сумел сохранить свое звание майора как высшую офицерскую доблесть и честь. За две войны, на которых ковались головокружительные карьеры и дождем сыпались высокие награды, единственная звезда на его погонах приобрела блеск золотой звезды Героя страны, так и не научившейся ценить человека за спасение жизни своих граждан...

Сотни спасенных им жизней российских военнопленных, сотни мирных жителей, спасенных от голодной смерти, остались незамеченными властью, все еще не желающей признать, что ее политика в Чечне заведомо ведет в тупик...

Два просвета на его погонах были единственными просветами, которые позволяли чеченцам искать в российской армии следы своих "пропавших без вести", "зачищенных" родных и близких... И он шел им навстречу открыто, без страха за свою жизнь, за свою безопасность...

Его отправили в запас именно тогда, когда его редкий опыт общения с "противником" был всего необходимее... И он ушел. Не оглядываясь...

Не сожалея...

Потому что для него все началось не сегодня, а еще тогда...

...Это было время, когда Лебедь подписал перемирие... предварительное соглашение о прекращении огня. Это еще не Хасав-Юрт. Мы не стреляли, и чеченцы не стреляли. Но они стали подходить близко. Мы не стреляем. Наши в окопах спали, а чтобы их сонными не взяли в плен, я стал обходить окопы. Смотрю, свет горит. Я подошел. Солдаты пьют чай с молодым офицером, москвичом. В июле он закончил училище, а в августе уже оказался здесь. И один солдат среди них, контрактник, которого перевели из 245 полка.

Когда этот полк выходил в июне месяце из-под Шатоя, контрактников передали в другие части, а этого оставили в 205 полку. И он рассказывает, как убивал людей. Чеченских детей, семи-восьми лет, троих, он убил, как говорит, чтобы из них не выросли боевики. Он видит, что я подошел, но продолжает, уже зная, как я ко всему этому отношусь. Этот человек, значит, не боится никого...

Я в тот момент просто растерялся. Спрашиваю у него: "Сколько было этим детям?" Он спокойно отвечает: "Семь-восемь..." Даже не понял, почему я его переспросил. За все время, что я находился в Чечне, был в разных ситуациях, и когда меня командиры ставили по стойке "смирно!", Шаманов угрожал и т.д., я не боялся. А тут впал в замешательство. Он говорит: "Вернусь после войны, мне никто слова не скажет. А если скажет..." Я спрашиваю: "И что ты сделаешь?" Он на меня так посмотрел... Не сказал, что убьет... "Я с ним разберусь!" – так ыразился. Он демонстрировал мне, что не только этого лейтенанта молодого, но и меня, майора, не боится. Все бойцы сидят рядом. Никто ничего не говорит. Я посидел с ними, послушал...

Молча вышел. Проверил другие посты... Всю ночь думал... Дождался рассвета, вернулся к ним, поднял всех, построил, вытащил его перед строем и говорю: "Вы знаете меня? Я майор Измайлов. Живу под Москвой. В Жуковском. (Назвал дом. Квартиру.) Я все сделаю для того, чтобы о вас узнал весь мир". Он так опешил. Все молчат. "Чтобы весь мир узнал и ваше имя, и вашу фамилию, – говорю я ему, – все узнают, что вы убийца". Впоследствии я узнал, что среди них были ребята, которые служили в Афганистане. Они подходили ко мне после и говорили, что такой дикости не видели, что тоже, растерявшись, не знали, как поступить. А дальше произошло следующее.

Офицер, оказывается, поддерживал эти настроения. Видимо, он рассказал кому надо, что я сделал. Приезжает туда руководитель особого отдела 205 бригады, начальник того нашего офицера ФСБ. Подзывает меня к себе и говорит (а я его хорошо знал, он месяца три уже был в Чечне): "Товарищ майор, вас для чего сюда послали?" Я сказал, что я старшим здесь от 205 бригады, прислан командиром. "Для чего вас сюда послали? – наседает он. Какие настроения вы здесь проводите среди людей?" Я, конечно, понял, о чем речь... "Это о вас говорят, что вы без головного убора к боевикам ездите, что они в вас не стреляют?" – спрашивает он, ну и все в таком духе. Я не выдержал, говорю: "Ты кто такой? Я на тебя плевать хотел!" – "Я тебя уберу отсюда! Ты будешь у меня в кабинете объяснительную писать". – "Даже если бы ты был в генеральских погонах, – говорю я ему, – я бы ничего не подписал, в кабинет твой не вошел бы!"

А он был подполковником. Пререкались какое-то время. Поняв, что ему со мной ничего не сделать, он уехал...

Несколько раз, когда разведбатовцы хотели грабить чеченские дома, они говорили, что меня вызывает командир бригады. Приезжаю, а они уже кого-то ограбили. Я перестал реагировать на эти липовые вызовы. После того, как уехал этот начальник особого отдела, происходит следующее. Дали команду разведбату оттуда сняться. (Вот-вот должны были подписать Хасав-Юртовские соглашения.) Для прикрытия отхода надо было оставить группу, человек двадцать. И оставляют как раз эту группу, с контрактником. Вместе с гаишником Адамом, хороший очень парень был, в Саратове отучился, мы пошли с ним в сады и набрали два ведра фруктов для ребят. Лето уже кончалось, а мы фруктов не видели. Идем с ведрами, и боевики едут. Дурацкая ситуация... А мы далеко забрались... Там были частные дома. Хозяева спрятали меня на женской половине. Боевики туда не заглянули. Потом мы, прихватив свои яблоки, дыню и арбуз, что нам дали хозяева, пошли к своим. Командир разведбата сказал, что я поеду с ними, но добавил: "Решайте сами". Война так надоела... Я был рад убраться оттуда подальше. Так смешно было. Все берут автоматы, бронежилеты... А я взял дыню подмышку и иду к машине. Все погрузились, гаишники уже уехали. Остались только эти двадцать человек. Я иду к своему "Уралу", на котором ездил к боевикам. Боковым зрением вижу, что они смотрят на меня. И этот контрактник бросил вслед: "Ну, до свидания, товарищ майор!" Сказал таким тоном, что, мол, ты нас тут воспитывал, а теперь, когда возможен бой, уходишь в тыл.

Я шел с этой дыней, а сам все время думал, как мне поступить? Потом отдал дыню водителю и сказал, что остаюсь. Если что с ними случилось бы после моего отъезда, никто из оставшихся в живых меня уже не воспринимал бы, как раньше. Этого я не мог допустить. Даже после того, как я у боевиков, рискуя жизнью, забрал трупы, меня слушались день-два, а потом опять надо было начинать все сначала. Была вторая половина дня, уже смеркаться начало... Ну, думаю, боевики – ладно, тут эти... Неизвестно, от кого пулю получишь... Я безоружный.

Просидеть здесь благополучно весь август и не остаться в живых?.. Стал думать, где бы занять оборону? Часть людей находилась на крыше десятиэтажного здания. Решил подняться туда. Главное не пустить боевиков в дом, иначе их оттуда уже не выбьешь (смеется), все равно поднимутся на крышу. Эту ночь мы не спали. Все слушались меня. Остальные дома были уже заняты боевиками. (Смеется.) Наступает утро. Кричат мне: "Вас срочно вызывает командир бригады!" А число было 28-е. Уже подписаны Хасав-Юртовские соглашения. Я был рад выбраться оттуда, но сказал, что не верю им, так как они меня не раз обманывали. Тогда мне передали радиостанцию. Меня действительно вызывали. До конца дня мы все должны были сняться... На БТРе я поехал в аэропорт узнать, зачем я понадобился. Оказывается, фсбэшник пожаловался на меня, что неправильно себя веду, настраиваю против...

Сидит командир бригады генерал Назаров, рядом с ним генерал с Округа. Я доложил о прибытии. Он на меня смотрит в упор, наверное, думал, что опущу глаза, и говорит: "На тебя жалуются". – "Кто?" – "Разведчики и ФСБ. Как ты думаешь, на что они жалуются?" – "Только на то, что не даю им грабить", – ответил я. Он за свое: "Ты, говорят, к чеченцам ездишь без головного убора. Связь с ними имеешь какую-то..." Мне было уже на все наплевать. Как он ставил вопросы, так я и отвечал. А то, что контракник детей расстрелял?.. Об этом ни слова!.. Для них это пустяком было...

Был в Шалях в мае 1996 года такой случай с одним... Таштамиров, по-моему, если не запамятовал... Брат у него еще в правительстве работал. Разведбатовцы завезли его в лес, посадили на фугас, взорвали, забрали деньги, вырученные за бензин, а машину пригнали в бригаду, где она и находилась постоянно. Все знали, откуда и чья эта машина. Родственники все искали пропавшего, не могли найти. Я потом узнал про это. От человека после взрыва ничего не осталось... Так что для них – дети, не дети... Им без разницы. Я писал про тот случай.

"Я подумаю, что с тобой делать", – говорит он мне. На следующий день вызывает меня к себе и объявляет, что решил отправить меня в отпуск. Война еще не закончилась, никого не отпускают, а мне в наказание – отпуск!.. Как потом выяснилось, исходило это от Квашнина – убрать меня из Чечни. Они вычисляли, кто за мной стоит в Москве... (Смеется.) Честно сказать, я был рад убраться из этого бардака. Попросил разрешения поехать на Ханкалу за путевкой в санаторий. На 10 сентября у меня был билет. Взял я путевку. К КПП мне запрещено было даже близко подходить. Только в части надо было сидеть до отъезда.

С Говорухиным работает Виталий Иванович, он тогда руководил группой розыска без вести пропавших в Чечне, сейчас он на пенсии. Была создана совместная комендатура. От МВД на переговорах старшим был генерал-полковник Федоров. Вызвав совместный наряд, он уехал на переговоры с боевиками, а Виталий Иванович на служебной "Ниве" что-то задержался. Чтобы уехать с Ханкалы туда, в центральную комендатуру, нужно было опять вызывать наряд. И он увидел меня. До него тоже, оказывается, дошел слух, что я езжу по Чечне без головного убора. Попросил меня его сопроводить... Узнав, что меня отправляют в отпуск, Виталий Иванович обрадовался. Им нужен был человек, который мог бы вести диалог с чеченской стороной; такой, которому там доверяют. Я согласился после того, как он обещал через Тихомирова снять проблему, связанную с моим отпуском. Так я оказался в группе розыска...

Последней каплей оказалось для командования, когда я дал интервью Андрею Бабицкому на "Свободе". Квашнину доложили, и он потребовал убрать меня немедленно. Приезжают за мной, сажают в машину, вручают отпускной билет и говорят: "Чтобы завтра тебя здесь не было!" А у меня договор с Мовлади Раисовым, начальником лагеря. У него было двое военнопленных: москвич Борис Сорокин и дальневосточник Виктор Андриенко. И тут, когда я уже договорился, что их мне отдадут, меня отправляют насильно в отпуск, да еще говорят, чтобы не возвращался. А матери и отцы уже ждут своих сыновей. Я скорей в госпиталь. Попросил положить меня с гипертонией, с чем угодно. Ребята мне помогли. Ночь я провел на больничной койке, а утром сбежал. Мне надо было выйти на Яндарбиева. Он жил в Старых Атагах. Мовлади долго водил меня за нос, а потом говорит, что без разрешения Яндарбиева отдать не может. Выходит, я две недели я обманываю всех. Меня ищут в госпитале, ищут в части... А я езжу по Чечне, меня с любой стороны могут убить Я был не за тех, не за этих, а за людей, попавших в беду. Мне помогали те, чьих родственников я спасал, или кому оказал услугу. Был такой случай. Одного чеченца ранило, Данилбека. Во время военных действий. Он жил где-то в этих домах возле ГАИ. Кто его зацепил, трудно было понять. Сестра кричала: "Убили моего брата!" А он был тяжело ранен. Вывез я его с сестрой в госпиталь. Сделали ему операцию, но нужно было срочно везти в Моздок. А так как он чеченец, требовалось разрешение ФСБ. Хотя это просто мирный житель. В бригаде был один фсбэшник, дай ему Бог здоровья! Наряду с идиотами, встречались и нормальные люди. Вертолет должен уже взлетать, а я не могу его нигде найти. Попросил их подождать немного. Уже на ходу пришлось объяснять, что без его разрешения тяжело больного парня не берут на борт. Он тут же побежал со мной, дал команду, и его вместе с сестрой забрали. Парень выжил. Каждый раз, когда я бывал у его дома, мне передавали от него привет, а сам он на хлеб зарабатывал. Вот такие люди были. Или такой случай: убили Абдуллу Мусаева из Старой Сунжи. Ему было 48 лет. Все дети маленькие, младшему 5 лет. Он пас коров и возвращался домой мимо Ханкалы. Его задержали военные из 56 десантной бригады. Затем в тот же день взяли еще двоих. Избили всех, бросили в яму. На второй день выяснилось, что это не боевики, тех двоих отпустили, а Мусаев, астматик, умер от побоев. Они его закопали. Ко мне обратилась его жена. Третьи сутки его не было дома. Я попросил ее прийти с каким-нибудь мужчиной. Она пришла с братом мужа. Они показали на карте, где он пропал. Так я узнал, что это зона ответственности 56 бригады. Приехал в бригаду, а они от всего отпираются. Там солдатик один был, чувствую, что-то хочет сказать. Я обещал, что ему ничего не будет: если чеченца этого убили, пусть покажет, где его закопали. Он показал. Мы отдали труп родственникам.

И вот, когда меня Мовлади обманывал, другие ребята сказали из-под земли, если надо, достанем Яндарбиева. Ночью выехали в Старые Атаги. Нашли водителя, затем порученца Яндарбиева, который обещал, что через два часа, как вернется, сможет передать Зелимхану мою просьбу. Я написал подробную записку. И получил на своей записке подпись Яндарбиева, обязывающую Казбека Махашева решить вопрос положительно...

У меня был список находящихся в российских тюрьмах, чеченцев. Когда стали сверять, среди них не оказалось ни одного боевика. А в списке исчезнувших, большинство из которых пропало с декабря 1994-го по март 1995 года, было полторы тысячи человек. Сколько я искал этих людей!.. Их всех уничтожили... Боевиков среди них были единицы... Мне приходилось находить людей, которых просто убивали и закапывали. В школе №34 было сброшено в канализационный люк человек десять. Среди них мы нашли хирурга из Урус-Мартана, очень хороший был специалист. Его убили и сбросили в этот колодец вместе с братом. Поименно знаю я этих людей... Кого родственники сразу не находили, тех уничтожали и заметали следы. Как правило, то что делала одна спецслужба, не знала другая. Что-то делалось по приказу... Кто что хотел, то и творил... Когда их уличали, что есть свидетели, они говорили, что отпустили человека...

Внутренние расследования? Кому было их проводить?.. Допустим, на Ханкале держат людей, подозревая, что они боевики. Как было в январе-феврале 1996 -го. Тогда шли переговоры с Масхадовым. Генерал Тихомиров – командующий объединенной группировкой, ему должны были подчиняться все. 14 декабря 1995 года был захвачен целый блок-пост тридцать один человек. Среди них было два офицера из 245 полка. Первый раз на переговоры поехал и Виталий Иванович и группа матерей, так как их должны были обменять. Договорились, что на четверых задержанных в Ханкале обменяют всех. С той стороны ответственным был Таус Багараев. Чеченцы привезли всех, 31 человека, в Шатой, а Виталий Иванович из четверых обещанных привез одного. Вечером вссе задержанные были на месте, он их сам подготовил, а утром ему отдают только одного. "Где остальные?" - возмутился он. – "А мы их отпустили!" – "Как?.. Куда?.." Понятно, что они их расстреляли. Один из них был отцом четверых детей. Единственный уцелевший чеченец был так избит, что после обмена прямо на глазах у всех умер. А чеченцы обменяли на него четверых пленных. Шум был большой...

К концу августа в Ханкале было два боевика. Я уговорил Славу Филипенко сделать все возможное, чтобы они уцелели. Их потом обменяли и с ними еще троих журналистов, которых захватили в Дагестане, зная, что они журналисты, а не боевики.

– После всего, что вы видели в Чечне, вы можете сказать, что Чечня должна оставаться в составе России, что Россия – родина чеченцев?

– Если бы я не видел отношения к своим, русским солдатам и офицерам... Были случаи, когда освобожденного из плена русского солдата забивали до смерти. И никто за это не ответил. Свидетелем этому был не я один. Когда я попал в 205 бригаду (в первый же день!), командир Назаров построил все батальоны, находившиеся в аэропорту "Северный", и послал за солдатом с гауптвахты, который провел несколько месяцев в чеченском плену. Он пошел за сигаретами и попался... Его проводили сквозь строй, и каких только слов о нем не говорили! Чеченцы отдали его с условием, что он не останется в Чечне. Зная это, его не только не отослали, но поставили в такие условия, что любой мог в него плевать, издеваться над ним. Написав расписку командиру танкового батальона, что ручаюсь за него лично, что он вернется, я упросил его отпустить парня в отпуск. А солдата этого предупредил, чтобы не возвращался.

Те люди, что ехали в Чечню, чеченцев в глаза не видели. Как им сказали, что это бандиты, убийцы, так они к ним и относились. Девяносто процентов военных из тех, кто находился в Чечне, боевика видели только по телевизору. За год-полтора! В основном – разведбаты, ГРУшники, десантники, они принимали участие в локальных боях. И сейчас, когда приезжают офицеры оттуда, я спрашиваю: видели они боевиков? Знают ли, с кем воюют? Они там несут охрану своих мест постоянных дислокаций. Особенно подогреваются античеченские настроения в эту кампанию. Создается ситуация всеобщего обмана. Обмануты чеченцы, но обмануты и солдаты, и офицеры, которые там находятся. В начале войны пропал певец грозненской филармонии. У него было три брата. Один из них афганец. Когда его родные уходили из Грозного, он не уехал, считая, что его не тронут, раз их связывает боевое братство. Через два-три месяца, когда семья вернулась, его нашли мертвым. Для них солдаты не были "своими"...

Особенно часто люди – и свои, и чеченцы – гибли там, где прошел Шаманов. Вот и Буданов находился у него в подчинении: здесь чувствуется своего рода закономерность.

<< ЛИСТАТЬ ЖУРНАЛ >>