Знакомство с воспитанниками и сотрудниками Гвардейского социально-реабилитационного центра для несовершеннолетних оставляет много разнообразных впечатлений.
Взять хотя бы этих двоих — белокурых подростков характерной славянской наружности.

 Эти мальчик и девочка здесь не единственные русские по происхождению, но их случай не совсем обычен — они, плененные доброй атмосферой центра и учением ислама, с которым их здесь познакомили, решили принять эту веру

Я себя русской не считаю, — заявляет Марьям. — Нет, я не говорю, что русские плохие, просто не хочу себя к ним относить. Здесь мне хорошо, уютно. Пять раз в день я поклоняюсь Аллаху, я его чувствую, мне близок ислам.

Прежде ее звали Юлей. В приют она попала три года назад. Отец умер, маму посадили в тюрьму, да эта женщина и раньше почти не занималась дочерью. С малых лет девочке приходилось самой зарабатывать на пропитание. Во время войны она торговала леденцами на железнодорожной станции. Марьям неохотно говорит о своем прошлом. Ей 17 лет, а она еще только в девятом классе. Однако видно, что это здоровая, уверенная в себе и жизнерадостная девушка. Свое русское имя она забыла. В приюте ее приобщили к традициям ислама, научили молитвам на арабском языке. Она носит платок, как все чеченки, и мечтает создать свою семью. Хочет стать врачом.

— Выйду замуж и рожу шестерых детей, — смеясь, обещает девочка.

Магомед охотнее вступает в разговор. Его прежнее русское имя — Женя. Его мать пропала без вести во время второй чеченской, поиски ни к чему не привели, хотя руководство приюта обращалось всюду, даже в программу «Жди меня».

Женю привезли в приют зимой 2004 года. У мальчика была высокая температура, он кашлял кровью. Болезнь и война - он видел, как бомбили его родную школу, и запомнил ужасное зрелище на всю жизнь - очень ослабили ребенка. В больницу его везти не рискнули – вокруг стреляли. В приюте мальчика каждый день два месяца подряд поили парным молоком и давали лекарства. Поправившись, он принял решение стать мусульманином.
Сейчас парень абсолютно здоров, охотно работает в столярной мастерской, учится в автошколе и мечтает стать курсантом кадетского корпуса.
Даже если в этом году меня не возьмут, все равно попаду туда любой ценой! - сверкая голубыми глазами, говорит Магомед. И   чувствуется: этот юноша исполнит то, что сказал. Он, как и Марьям, здесь отогрелся душой, встал на ноги. То, что эти обездоленные русские дети благодарно потянулись к исламу, дух которого царит в реабилитационном центре, многое говорит о царящей в нем атмосфере.

Директор центра Руслан Юсупов, немолодой, высокий, очень подвижный человек с проницательным и одновременно детским взглядом. Обо всех воспитанниках он заботится, как о собственных детях. Это не преувеличение. Ребята сами говорят, что он им как папа. Игровые комнаты и спальни обставлены здесь совсем по-домашнему ковры, мягкая мебель, мягкие игрушки, карандаши и конструкторы.

Дети постарше ухаживают за клумбами во дворе, выращивают огурцы и помидоры в теплицах, поливают небольшой сад. Яблони, посаженные еще первыми воспитанниками пять лет назад, в этом году дали первые плоды.

Приют начал работать с декабря 2002 года. Вообще в Чечне не принято отдавать детей. Даже если в живых остались только дальние родственники, сироту все равно берут к себе, — объясняет Руслан. — Но после 2000-го года традицию подкорректировала военная реальность. Дети, лишенные домов, родителей, надежды на будущее, разбредались кто куда. Многие так и пропали, погибли.

По закону в приюте ребенок может находиться только шесть месяцев. Однако Руслан сумел настоять на том, чтобы воспитанники, которых не нашли и не забрали родственники, жили здесь по несколько лет. Частая смена места и неустроенность травмируют детскую душу. Кроме того, за несколько лет ребенок определяется с выбором профессии. Директор, как может, помогает выпускникам

устроить дальнейшую судьбу. Многих девчонок выдал замуж, причем соблюдая все чеченские традиции. Мальчики в основном продолжают образование в военных  ВУЗах.

Недавно приют пришлось переименовать в «Реабилитационный центр». Так солиднее звучит. Кроме того, власти республики дали понять: «приюты» в возрожденной после войны республике больше не нужны.

Мы стали модными, часто к нам приезжают, чтобы сфотографироваться, — Руслан показывает фотографии на стенах, целую галерею. На многих снимках вместе с детьми гости — чиновники. И федерального уровня, и помельче. Эти посетители приезжают не с пустыми руками. То компьютеры привезут, то еще что-нибудь хорошее.

В свое время здесь гостил сам Александр Починок, еще в ранге министра труда и социального развития. В Чечне тогда шла война, и в министерстве никак не хотели верить, что в таких условиях можно учить и воспитывать детей. Починок бесстрашно приехал в Гвардейское, увидел воочию работу педагогов и потом сделал для приюта много полезного.

Федеральное финансирование доходило сюда крайне медленно. Средства, рассчитанные на год, поспевали только к началу следующего. Тем не менее неутомимый, энергичный Руслан и вдохновленные им сотрудники в течение нескольких лет поддерживали тепло этого очага, согревающее тела и души нескольких десятков детей, чеченцев и русских. Национальных противоречий здесь нет. Ни тени!

Увы, не все, кто работал в приюте с самого начала, дожили до конца войны.

У здания центра не менее драматичная судьба, чем у его обитателей. Некогда там был дом культуры, потом отделение милиции. Когда началась война, здание было разрушено. На месте нынешнего красивого актового зала, где юные артисты репетируют под агитационным плакатом с надписью «Я верю Рамзану», была стоянка БТРов федеральных войск. После этого только несколько опять-таки федеральных миллионов смогли спасти помещение.

Пока мы беседовали с директором, ребятишки бегали вокруг нас, с любопытством разглядывали большую фотокамеру, просили их сфотографировать. Некоторые смотрели на нас, меня и фотографа, настороженно, испытующе, другие весело и приветливо.

Еще недавно воспитанники центра боялись шума вертолетов, пытались прятаться от них. Что и говорить, война сильно действует на нервы.

Психолог центра Тамара Магомадова с нежностью и грустью говорит о своих юных пациентах: «Четырнадцатилетний Умар (его нашли в пункте временного размещения беженцев) поначалу был абсолютно неуправляемым. Не хотел учиться, грубил, не отвечал на вопросы. Вместе с двумя младшими братьями ему пришлось идти в первый класс. Это его очень угнетало. Педагоги пообещали мальчику, что если он будет прилежным, его переведут сразу в третий, а потом в пятый класс и школу он окончит не намного позже своих ровесников. Но все равно с ним было очень нелегко…»

С другими, впрочем, тоже. По словам Тамары, у детей, переживших боевые действия, развиты боязнь одиночества и темноты, им свойственны рассеянность, замедленная реакция, они бывают агрессивны друг к другу и к воспитателям. Даже игры их зачастую принимают весьма агрессивную форму.

Воспитатели сознают, что выход один — направлять неисчерпаемую энергию травмированных подростков в позитивное русло. Кажется, педагогам в Гвардейском это удается.

Поговорив, мы с заместителем директора Реабилитационного центра, молодой симпатичной Ровзат, выходим за пределы территории. И оказываемся в живописном селе. Вдали виднеется Терек, степи и леса на его берегах. Эти места некогда восхищенно описывал Толстой в своих «Казаках».

Вдоль улиц красные кирпичные домики, опрятные дворы, усаженные цветами. Жители Гвардейского приложили все силы, чтобы в поселке не осталось следов войны. Вот только характерная для России беда есть и здесь — разбитые дороги. Глава администрации села Зия Сатаев, человек с приветливым лицом и грустными глазами, говорит, что денег на ремонт дорог из столицы республики ждут давно, а они никак не приходят. Кроме того, в Гвардейском страшная безработица, из почти 8 тысяч трудоустроены лишь 1200 человек.

Узнав об этом, догадываюсь еще об одном достоинстве центра:
благодаря ему в селе созданы полторы сотни рабочих мест.

Лидия Михальченко,

село Гвардейское.

Надтеречный район. Чечня
фото Татьяна Черкезян