Иосиф Кобзон: «Чеченцы должны быть едины в защите интересов своего народа».

Абдулла Дудуев

Нынешние отношения России с некогда «братскими» республиками, а ныне независимыми государствами трудно назвать братскими. Однако для народов этих стран по-прежнему существует что-то, что не позволяет рваться последней нити, связывающей их с Россией. Это – русский язык, русская литература и искусство. Во многом олицетворением советской, а теперь и российской культуры для них является человек, ставший ее легендой, -- Иосиф Кобзон. В каждой его песне мелодичным эхом отзывается наша история, судьба поколений, живших раньше и живущих теперь на территории, что ныне зовется постсоветским пространством. Этому певцу ниспослан свыше благородный дар своим творчеством сближать разных людей и народы. И несчетное количество званий лишь формальное подтверждение его огромных заслуг перед искусством и обществом. Выдающаяся личность значительна не потому, что мнит и изображает себя таковой. Но когда даже при первом общении со знаменитостью чувствуешь его невероятное обаяние, высочайшую интеллигентность и бесхитростную душевную теплоту, исходящую от него, нельзя не понять: слава не ошиблась адресом.
Одиннадцать лет назад, сразу же после первой войны, когда республика лежала в руинах и даже запах крови и пороха еще не успел выветриться, Кобзон приехал в Чечню и выступил с концертом на единственном во всей разрушенной чеченской столице месте, где это было более или менее возможно - на открытом стадионе.
В этом году Иосиф Давыдович, заслуженный артист Чечено-Ингушской АССР и народный артист СССР, отмечает 70-летний юбилей. Оказавшись на несколько дней в Москве в перерывах между гастролями, он нашел в своем насыщенном графике время для нашей встречи и беседы.

Иосиф Давыдович, в рамках своего юбилея Вы совершаете гастрольный тур по бывшим республикам Союза. Это дает возможность, в каком-то смысле уникальную: Вы общаетесь с политиками и в то же время, что называется, с простыми людьми – народом. Как Вам кажется, почему в последнее время у России с соседями по бывшему Союзу не складываются отношения?
Я думаю, здесь нельзя однозначно ответить. У меня в программе выступление трех академических коллективов. Это как декада русского искусства. Раньше у нас были очень тесные культурные связи с… - трудно их назвать странами, -- с братскими республиками. Но сейчас это страны и культурный обмен. Коммунисты в Советском Союзе придумали хорошо, когда, условно говоря, двигатели для самолетов делали в Ташкенте, отдельные детали к ним в Воронеже, шасси, скажем, в Ереване – все это само по себе являлось интеграционными процессами, которые способствовали постоянному общению, сближению республик. Мы уже проехали Грузию, Армению, Азербайджан, Белоруссию, Молдавию, Украину. Откровенно агрессивные выпады по отношению к нам случались только в Украине. И там, наверное, из-за того, что нестабильное политическое состояние. Пожар во время нашего концерта в Киеве, драка во время концерта в Одессе – это показательно. Я полвека проработал на сцене, и никогда за все эти годы ничего подобного не случалось.
Это не отношение к Кобзону, это отношение к моей стране. И зрители, пришедшие на концерт, сами же буквально растоптали этих провокаторов, которые кричали «Жиды», «Москали» и прочее… А с другой стороны, на Кавказе, где самые темпераментные народы, отношение было очень радушное, они истосковались по человеческому общению с Россией. И когда видели на сцене сто российских артистов и музыкантов, они встречали их криками восторга.
Сейчас у меня начинаются гастроли по Прибалтике: Рига, Вильнюс, Таллин, Калининград, и я не сомневаюсь, что там нас тоже ждет абсолютно нормальный прием. А эти страхи, которые здесь нагнетаются, – скорее всего плод недоразумения. Являясь депутатом Госдумы, думаю об этих вещах не как политик, да, в общем, и не считаю себя политиком, а просто как человек, который пытается помочь своим избирателям. Меня ведь трижды подряд избирали, притом рекордным числом голосов, я должен оправдать такое доверие. Мне говорят: «Иосиф Давыдыч, не надо туда ехать, там такой скандал в Эстонии, они памятник снесли!» А я говорю: «Какой скандал? Они не снесли, а перенесли памятник по определенным соображениям. Он установлен на кладбище военных захоронений. Ну и что? Это их право, в конце концов. Они же не уничтожили его. Мы-то сколько лет говорим о переносе памятников с Красной площади, правда, не делаем этого, однако мы снесли головы Дзержинскому и другим, переименовали улицы. Они не вмешиваются в наши дела, почему же мы вмешиваемся? Да, память наших павших нам дорога, да, нам противно смотреть, когда чествуют эсэсовских ветеранов, воздвигают памятники эсэсовцам и т.д. Но, с другой стороны, надо к подобным вопросам подходить очень осторожно и деликатно.
Я думаю, искусство обязано сближать народы, это наш долг.
Вы посмотрите, что произошло с нашим обществом, когда мы готовились к избранию Сочи столицей Олимпийских игр! Вся страна объединилась, с таким восторгом восприняли решение МОК. А как мы гордились тем, что наш президент -- интеллигентный современный человек, спортивный, говорящий на нескольких языках, не пьяница, мы уже устали от этого. Гордились, хотя у нас масса проблем в стране, особенно у простых людей. Но спорт и культура – это две составляющие, способные поддержать духовное состояние общества. Поэтому я решил: 70 лет – это, в общем, предельный возраст для выхода на сцену, хотя прежде я считал и 60 лет предельным возрастом, но в связи с тем, что это наркотик, артисту без сцены почти невозможно жить, да к тому же мои коллеги, к сожалению, не приняли это мое решение, стали приглашать меня на свои авторские, юбилейные вечера, я не мог им отказывать. Прекратил активную гастрольную деятельность, но отказаться от пения не могу, пока я жив. Понимаете, это мое кредо, я переживал кризисные моменты со здоровьем, и только то, что заставил себя выйти на сцену, спасло меня, я опять живу активной жизнью, более того, активнее, чем до болезни. Вот что такое искусство. Сожалею, что руководство страны до сих пор еще не понимает этого. Как председатель комитета Госдумы по культуре крайне сожалею, что культура находится в столь униженном и оскорбленном состоянии.
Иосиф Давыдович, в чем, по-Вашему, причина роста ксенофобских настроений в российском обществе в последние годы?
Все это от отсутствия культуры. Когда говорят: «Лица кавказской национальности», «жиды», «москали» - отчего все это может быть? От бескультурья, не более того. И это касается всех народов и национальностей. Такие проявления духовной неразвитости встречаются и у русских, и у евреев, и у кавказцев – да у кого угодно. Условно скажем, из-за этого их смогли стравить: чеченцы и русские не любят друг друга, так как потеряли родных и близких, те и другие не любят евреев... В 1997-м, когда я уже второй раз после первой войны приезжал в Грозный с концертом, привез с собой хор Турецкого. Перед концертом у меня была трехчасовая встреча с Шамилем Басаевым и очень резкий разговор. Но он пришел на концерт вместе с Ахмедом Закаевым. Ахмед жив и может подтвердить все. Мы готовимся к выступлению, вдруг ко мне приходят за кулисы и говорят: «Иосиф Давыдович, просили, чтобы евреи не выступали». -- «Кто просил?» -- «Руководство», - мне отвечают. «Передайте, – говорю, – что в знак солидарности я тоже не буду выступать, потому что я тоже еврей». – «Нет, Вы у нас свой!» – говорят мне. «Не знаю, что такое свой, что такое чужой, я еврей и передайте, что концерт отменяется, или пригласите ко мне Шамиля Басаева!» Приходит Шамиль, говорит: «Слушаю вас, Иосиф Давыдович!» Я говорю: «Шамиль, это продолжение нашего разговора. Евреи, что ли, воюют с Чечней? Почему запрещают выступать евреям?» Он: «Кто запрещает?» – Я: «Ваши из Министерства культуры». Тогда он сказал: «Не слушайте никого и выступайте!» Все уладилось, мы выступили. Но был же такой инцидент! А евреи тоже ведь приходят на рынок и говорят, мол, «черножопые». Та же самая темнота, что у тех, кто нападает на «москалей» или «хохлов».
Здесь можно много наговорить. Но нам нужно одно: повышать уровень духовной культуры наших граждан. Мы дети одной планеты.
С вами трудно не согласиться, Иосиф Давыдович, но ведь есть в такой ситуации и моменты, которые откровенно провоцирует власть. Взять, допустим, ту же антигрузинскую кампанию, развернувшуюся в стране прошлой осенью.
Не спорю. Я тогда тут же созвал в думском комитете по культуре пресс-конференцию, пригласив на нее грузин, проживающих в России, представителей интеллигенции. И потребовал дать этому оценку.
Я привык пить «Боржоми», кто имеет право лишать меня моих привычек? Моя супруга пьет грузинские вина, она что, теперь должна получать визу в Грузию, чтобы выпить бокал вина, а я -- чтобы купить бутылку «Боржоми»?.. Это глупость. То же и с Молдавией. Конечно же, это политическое решение, никакое не экономическое, не экологическое, а именно политическое. Еще ксенофобию в обществе нагнетают некоторые политические партии и движения, рвущиеся к власти. Нужно с этим бороться. Мой незабвенный друг Расул Гамзатов говорил: «Пусть все народы вечно славятся, И трижды будет проклят тот, кто вздумает, кто попытается очернить какой-нибудь народ!» – Гениальные слова, в них все сказано. Я не боюсь публикаций и расскажу вам такой случай. Шла вторая война в Чечне. Меня пригласили в серьезный орган – МИД России -- и попросили повторить мой афганский вариант (когда я приезжал в Афганистан, у меня было девять таких командировок) с целью культурного обслуживания воюющих в Чечне. Я сказал: «Знаете, вы все перепутали. Афганистан - это была чужая страна, там находились наши войска, которые как бы помогали восстановить режим апрельской революции, и заодно мы защищали южные рубежи государства. А то, что происходит сейчас, – это гражданская война, хоть вы ее и не называете войной, а как бы борьбой с какими-то бандитскими формированиями. Мы же говорим, что Чечня – это территория России, там идет гражданская война, и слезы материнские одинаково солоны, и чеченских матерей, и русских. Пожалуйста, объявите мораторий, я приеду и дам концерт для чеченцев и для русских. А как я буду петь для солдат, которые после концерта будут стрелять в чеченцев, которые меня наградили первым высоким званием – Заслуженного артиста ЧИАССР -- еще в 1964-м? Как я себе это могу позволить?» Мне сказали: «Ну, все с тобой ясно».
Потом, когда готовили референдум в Чечне [в 2003 году], ко мне опять обратились. Я сказал: «У меня условия те же. Только совместное выступление для чеченцев и русских». Через два дня перезвонили: «Если на концерте в равной мере будут чеченцы и русские, вы выступите?» Я говорю: «Выступлю». Я полетел. Это было в пригороде Грозного, на базе войск в Ханкале. Там был модуль огромный на 2000 мест и было равное количество тех и других, мне сказали: «Ну, может, русских человек на 20-30 больше». И чеченцы меня попросили спеть песню о Грозном. Я говорю: «Дорогие мои, как я могу ее петь? Я же пел ее в цветущем городе, когда все утопало в зелени и цветах, когда люди спокойно ходили по улицам, любили друг друга и свою страну. Сейчас ничто не соответствует содержанию песни». А они просят: «Все равно пойте». «Ну хорошо, – говорю, – давайте споем с надеждой на то, что все, о чем поется в песне, сбудется…» Я думаю, что сделал полезное дело тогда.
Иосиф Давыдович, в числе военных и государственных деятелей, получивших награды за «Норд-Ост», Вы были награждены «Орденом мужества». Но некоторые посчитали -- появились тогда такие публикации,-- что неуместно было раздавать и принимать награды при таком количестве погибших.
Начнем с того, что мы с Рошалем получили эти ордена перед Новым годом, уже после всех этих событий, после того, как все получили звания героев, офицерские звания. У меня есть своя оценка происшедшего в «Норд-Осте». Я благодарен ребятам, которые мне первому разрешили войти туда. Потому что до меня с ними пытались разговаривать, делегировать к ним депутатов, еще кого-то там, но они отказывались. И только когда им начали перечислять состав очередной депутатской группы, которая хотела переговоров, и сказали, что там есть Кобзон, ситуация переменилась. «Кобзон пускай зайдет» – это сказал Абубакар. Но меня решили не пускать Лужков [мэр Москвы] и Проничев, который возглавлял оперативный штаб. Они сказали: «Мы вами рисковать не будем». Я говорю: «Разница между вами и мной состоит в том, что я знаю вайнахов, а вы нет. Меня не тронут вайнахи, они со мной ничего не сделают. Не сомневайтесь, дайте мне спокойно пройти к ним и переговорить». Я прекрасно осознавал, что ребята, когда я к ним пришел, понимали, что я, так сказать, согласовал свой визит с теми, кто окружил их. Конечно, мне помогало то, что я люблю этот народ, знаю его традиции, воспитание и т.д. Когда я вошел, они все были в камуфляже и масках. Хотя знали, что я иду, на меня были наставлены автоматы. Я спокойно шел, а они: «Стоя-а-ть!» Я им: «Стою, стою». Они были наверху.
Потом кричат: «Проходи-и!» Я вошел, они сидят, в центре -- он. Наставили на меня автоматы. Я спрашиваю: «Ты кто такой?» – «Я Абубакар». – «Почему ты сидишь, ведь к тебе вошел старший?» Он поднимается и говорит: «А вы что, нас пришли воспитывать?» -- «Ну, в какой-то мере да, – говорю я, -- почему бы и нет? Вы мне все во внуки годитесь. Ваши родители мои друзья. Как же так: я к вам пришел поговорить, а вы сидите, автоматы на меня направили. Вот он я, можете стрелять, я пальто сниму, давайте! Я безоружный, старый человек, а вы молодые с автоматами, вперед!» Он тогда скомандовал: «Опустите автоматы!» Он снимает маску, второй тоже снял, Магомед его звали. Смотрю, красавцы-парни, ну глаз не оторвать. Стали разговаривать.
Я говорю: «Ребята, понимаете, в чем дело, если бы вы со мной посоветовались, я бы вам подсказал: нельзя было этого делать. Вам нужно было захватить резиденцию Грачева, резиденцию Ельцина. Вот это бы прозвучало на весь мир. Ну что вы детей захватили, женщин? Так горцы не поступают». Он: «А ваши наших девочек насилуют, так можно?» Я говорю: «Конечно, нет, это дикари творят подобное, это война, но вы же молодые ребята…» Он: «Вы можете сделать так, чтобы вывели войска?» Я в ответ: «Послушай, я только передать могу, вы же понимаете, что я пришел к вам на предмет разговора, выяснить, что вы хотите. Весь мир уже знает, что вы требуете вывести войска. Но вам известно, сколько войск на сегодня в Чечне? Я точно, говорю, не знаю, но не меньше ста тысяч. Как вы думаете, их можно вывести быстро с вооружением, техникой и со всем прочим? Сколько вы собираетесь здесь находиться?» -- «Пока не выведут войска», – отвечает он. «Какой же смысл? – спрашиваю. – Они не выведут, а люди, которые здесь, все помрут. Здесь же ничего нет, тут запас только на этот вечер». Он: «Ну, если не выведут..,» и приказал: «Позовите Зулю!»
Вышла такая девочка, тоже в камуфляже, маске. Он говорит: «Зуля, ты знаешь этого человека?» Она: «Да!» Я удивился: откуда ей знать? А она: «Бабушка знает». Я говорю: «Правильно, бабушка меня должна знать». Он ей: «Зуля, покажи, какая ты богатая». Она раскрывает ладонь, в ней такой пульт, размером в небольшой квадрат с кнопками. Он говорит: «Зуля нажмет кнопку, и все взлетит». Я: «Зачем, смысл какой? Вы молодые, вам нужно еще любить, Зуля должна рожать». А он: «Никому рожать не нужно, никому любить не нужно, мы пришли сюда не любить, а умирать!» Я говорю: «Абубакар, я с тобой не согласен, не согласен… я постараюсь донести все, что вы мне сейчас сказали. Но вы тоже должны подумать, и сделай мне одолжение, как человеку, который никогда чеченцам не причинял зла, я ведь стал заслуженным артистом Чечено-Ингушетии задолго до того, как вы родились, тогда не родился еще и Шамиль Басаев, я не знаю, кто ваш командир, это не мое дело, но сделай мне подарок: отдай мне детей!»
Он посмотрел и говорит: «Дай ему самых маленьких». Мне выдали этих трех девочек. Одна из них ткнулась в меня, я сразу снял пальто, завернул ее, а вторая мне: «Дядя, там мама!» Я говорю: «Абубакар, сделай красивый жест, зачем ты отдаешь девочек без мамы, зачем эти слезы, отдай и маму…» Он смотрит так, уже недовольно: «Пусть отдают!» И англичанина больного отдали.
Я вижу, у него на груди на веревочке висит телефон. Я ему: «Абубакар, запиши мой телефон». – «Зачем?» – «Ну, вдруг ты захочешь мне позвонить», – говорю я. И еще спрашиваю: «А где Мовсар?» [командир отряда, захватившего «Норд-Ост»] - «Он отдыхает». – «Ну хорошо, передай ему привет от меня», -- говорю я. Он сказал: «Хорошо». Я опять; «Запиши телефон!» Он: «Не буду!» – «Тогда дай мне свой телефон, вдруг я тебе захочу позвонить», – говорю я. На это он согласился. После этого я стал главным связным. И вышел. Второй раз пошел туда уже с Хакамадой. Хотя боялся, не знал, как они отреагируют на женщину. Но все, слава Богу, обошлось. Один раз только она неправильно себя повела. Мы с ней пришли, оттуда охранник крикнул: «Стой!» Я впереди нее встал. Мы стоим, проходит минута, я говорю: «Ну что, долго нам стоять?» Он в ответ: «Сейчас намаз кончится». Потом говорит: «Проходи!» Молились ребята. Абубакар и Магомед так и оставались с открытыми лицами. Ирина по глупости говорит: «Вы такие молодые, хорошие ребята, а можно закурить?» Абубакар отвечает; «Нет, у нас не курят, у нас не пьют, и передайте всем своим, мы мусульмане, притом мусульмане верующие, запомните это».
Я говорю: «Кстати, там пришли два муфтия, вы не хотите встретиться с ними?» Он: «Нет, нам эти муфтии не нужны, эти кэгэбэшные муфтии». Я говорю: «Ладно, ничего, Ирочка потерпит, не покурит». А она начала, дескать, «ну, пожалуйста, ну, отпустите…» Он заворчал: «Вы что, пришли попрошайничать или предложить что-то интересное?» И я понял, что они уже устали. Нервы не выдерживают, молодые ребята… вообще страшная глупость, что их всех уничтожили, глупость просто невероятная. Во-первых, когда с перепугу, вдруг там что-то взорвется, в них во всех стреляли, всех рядом с ними сидящих заложников невинных тоже застрелили, так просто шмаляли. И вот почему еще я против, что их уничтожили: мы не знаем ни истории этого теракта, ни психологии этих ребят, которые там находились. У нас в Думе голосовали: разрешить или не разрешить их захоронение? И Дума проголосовала против. Как это можно -- запретить человека предать земле? Да какой бы он там ни был!
И я голосовал против этого закона еще по одной простой причине: я их видел, а депутаты не видели. Я к ним ходил, я знал, с кем разговариваю, знал, что это дети войны. Им было года 22-23, если отнять девять лет войны, выходит, она началась, когда им было 13-14 лет, а Зуле вообще практически 5-6. Они школу не закончили, может, даже грамоты не знают, необразованные ребята, война у них детство отняла, но их винить в этом нельзя…
Вот, кстати, я возглавлял попечительский совет детского фонда «Фронтовые дети Чечни». Почему у меня с Басаевым были выяснения отношений? Он прислал мне грозное письмо: «Пока мы погибали и проливали кровь, ты пил водку с красными чеченцами». Я вообще водку не пью. Но дело не в этом. Я не знаю, что такое красные чеченцы, синие чеченцы, мне все равно. И когда я к нему засобирался, Руслан [Аушев], который тогда был президентом Ингушетии, не хотел меня туда пускать. Я говорю: «Да ты что? Чтобы он подумал, что я его испугался, что ли?» Я поехал. Приехал к нему и сказал: «Ты пытаешься меня оскорблять и хамить мне, в то время как я спасал чеченских детей, собирал средства для них?» А он: «Вы собирали средства для детей и пропивали их». Я возмутился: «Как тебе не стыдно? Не хочу с тобой разговаривать». Он мне: «Садись!» -- «Это ты мне приказываешь?» – говорю я. Он: «Твое счастье, что ты гость!» – «А то бы что? Застрелил бы? Стреляй, у меня нет оружия. А было бы, так я бы тебя сам застрелил. Дай мне свой пистолет, и я тебя застрелю!» Он тогда говорит: «Да, я с такими мужчинами редко встречаюсь!» А я ему: «Ну, вот сейчас повстречался». Дальше там смешной такой случай был, как назло ему [Басаеву]. Он подарил мне пистолет. Они там вдвоем с Ахмедом были. Закаев мне говорит: «По нашим традициям, когда дарят оружие, из него надо выстрелить». А я отвечаю: «Я знаю ваши традиции, но на этой земле я никогда не буду стрелять. И вам не рекомендую!» А когда мы выходили, Шамиль пошел провожать меня к машине, одна мать бросилась ко мне: «Спасибо, вы спасли моего ребенка, вы помогли моему ребенку операцию сделать», и тут за ней вторая, третья, вот такая случайность, будто я их подговорил. Я говорю: «Ну что, Шамиль, эти матери, они тоже со мной пили водку с красными чеченцами?» Он говорит: «Все, Иосиф Давыдович, все». И я тоже: «Ну, ладно»...
Вот почему для меня особенно тяжело все это, что с «Норд-Остом» случилось. Я когда второй раз к ним пришел, сказал: «Ребята, - я их только так называл, -- ребята, вам предлагается самолет, вертолет, деньги, любой пункт назначения, только освободите заложников!» Они: «Нет!» Я говорю: «Но у вас есть полная гарантия, вы можете взять на борт десять, двадцать заложников, чтобы улететь и остальных освободить, чтобы не было войны. Кончится плохо, – говорил я им, -- поверьте мне, плохо кончится». Нет…
Вы упомянули о законе, принятом Госдумой, который запрещает хоронить террористов, хотя на деле так поступают и с теми, кого суд не признал террористом. Европейские деятели политики и культуры, к которым присоединились и российские правозащитники, призывают власти России выдать тело бывшего президента Чечни Аслана Масхадова для захоронения.
Я считаю: всякого умершего человека, застреленного или отравленного, не имеет значения, можно и нужно захоронить. Обязательно предать его земле. Даже убийцу, последнего негодяя, все равно. Потому что это Божье дело. Всевышний создал человека, и человек заканчивает свой путь в земле, мы не должны препятствовать этому. Почему наши руководители, начиная от президента и заканчивая всеми остальными, приходят в церковь и крестятся? Значит, они верят в Бога? А раз верят, они должны выполнять Божьи заветы.
Иосиф Давыдович, как я понимаю, у Вас много друзей и знакомых чеченцев, с которыми Вы общаетесь.
Конечно.
Что Вам известно о том, что сегодня происходит в Чеченской республике?
Знаете, у чеченцев война отняла очень многое, они пострадали не только физически, они сильно травмированы духовно. Мне кажутся очень опасными интриги и вражда между различными тейпами, группами, которые происходят. Чем прежде славились вайнахи? Тем, что никогда не доводили дело до крови [между собой], а здесь льется кровь, не соблюдаются никакие принципы, традиции… Я очень хотел бы надеяться на взаимопонимание в чеченском обществе. И славные сыны вайнахов, которые сегодня руководят республикой, армейскими подразделениями, правоохранительными подразделениями, должны понимать, что они дети одной нации, не важно, какого тейпа, какого сословия. Важно, что они говорят на одном языке, у них одни традиции, одно воспитание, одно уважение к своей стране. 300 лет практически этот народ воюет, но никто его не побеждал. И никогда не победит. Я в этом уверен. Но и сам народ должен это понять, должен объединиться для того, чтобы никому не повадно было думать, скажем, «я сегодня подружусь с Ямадаевым и уничтожу остальных» или «вот подружусь с Кадыровым, уничтожу Ямадаева, Какиева и т.д.» Даже мысли такой нельзя допускать. Все должны быть едины в защите интересов своего народа, своей земли, своей республики. Когда наступит это благоденствие, тогда можем надеяться, что больше не будут звучать выстрелы.
Вы приезжали в Грозный и привезли с собой группу артистов после первой войны в 96-м, когда мало кто решался туда приехать. В последнее время многие российские артисты бывают в Чечне, и говорят, за свои выступления получают неплохие гонорары. Почему Вы не приезжаете сейчас?
Я к своим друзьям за заработком не езжу. Приезжаю тогда, когда я нужен. Во-первых, меня Рамзан не приглашал, во-вторых, если меня пригласят, никаких меркантильных разговоров не может быть. Пусть звездам нравится получать гонорары от чеченского народа, но я бы считал это аморальным сегодня, когда, не будем греха таить, война, в общем-то, не закончена. Да, республика возрождается, да, народ вернулся, ну, так протяни им руку помощи, помоги словом, песней, делом. А когда президент приглашает и говорит: «Сколько скажешь, столько и заплатим», я не способен этим воспользоваться, не могу себе этого позволить. Я с огромным уважением и любовью отношусь к этому народу… Знаете, я иногда, когда с женой выясняю шутя отношения (смеется), когда она что-то делает не так, как я хочу, говорю ей: «Лучше бы я женился на чеченке!» И когда мой сын или дочь начинают мне перечить, говорю: «Тебя надо было на воспитание в Чечню отправить, ты бы научился уважать родителей…» Я очень уважаю обычаи чеченские, вернее, вайнахские, у чеченцев и ингушей практически одинаковые традиции, язык, культура, не сильно ведь они разнятся. Когда я спрашивал [у Эсамбаева]: «Мамудо, ты мне скажи, какая разница между чеченцами и ингушами?», он отвечал: «Какая разница, что в лоб, что по лбу?»
Мне по душе эта культура. То, что, говорят, там можно иметь две жены, три жены, это ладно: может воспитать, прокормить детей – на здоровье. Это, в конце концов, дело тех женщин и мужчин, которые вступают в подобные союзы. Но существует воспитание: уважение к старшему, уважение к другу, уважение к женщине, законопослушание. Уважение к религии, причем не напускное, не надуманное, а настоящее. Я очень люблю и уважаю вайнахов. И они проявляют ко мне самое доброе отношение, хотя бы по той простой причине, что я за всю свою долгую жизнь никогда ни словом, ни делом не изменил этому народу. Чеченцы – мужественный, непобедимый, нравственно чистый народ. А бандиты? Так они есть и среди русских, бандитов и у евреев достаточно, и в Средней Азии. По-настоящему важна суть народа. Вот на днях я был на чеченской свадьбе. Красавица-невеста все время стояла, это традиция, она понимала, что ей надо только сегодня несколько часов постоять, потому что надо исполнять традиции. У нас уже все традиции забыты: дочь может нахамить матери, сын – отцу… Я не допускаю, чтобы у вайнахов это было. У этого народа много того, чему другие могут поучиться. Вообще, людям надо побольше общаться друг с другом. Нет плохих народов, есть только плохие люди.