Только с горем я чувствую солидарность…

Марьям Яндиева
Председатель Ингушского «Мемориала».

Мы познакомились с Иссой Кодзоевым летом 2005 года. Его привело огромное, абсолютно несоразмерное уставшему, хрупкому телу нечеловеческое горе: был убит один сын – Изновр и попал в фильтрационный лагерь другой – Зялмах. Стремясь помочь ему, Исса блуждал в московских правозащитных лабиринтах. Слова, вынесенные в название, взяты из знакового стихотворения выдающегося диссидента-нобелиата, изгнанного из своей невменяемой родины в 70-е годы. За малыми исключениями почти все, сказанное в этом автобиографическом стихотворении, может быть отнесено и к И.Кодзоеву, а также к его другу и соратнику по судьбе – Али Хашагульгову:
«Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху в бараке,…
Что сказать мне о жизни?
Что оказалась длинной…
Но пока мне рот не
забили глиной,
Из него раздаваться будет
лишь благодарность».

Вне зависимости от личных подробностей биографии, люди культуры в начале 60-х одинаково не вписались в официальные литературные «обоймы».
«Оттепельная» советская литература в её ингушской версии очень четко соблюдала идеологическую лояльность, нисколько не меняя «тоталитарной сути» такого культурного пространства, в котором «экзистенциальные художественные открытия были просто невозможны. Они были там заранее запрещены: все уже открыто и объяснено историческим материализмом и социалистическим реализмом».
Кодзоев и Хашагульгов, будучи совсем юными (первый родился в 1938 году, второй – в 1942 году), бесстрашно вступили в «кафкианский космос» советской действительности, сразу же выйдя за красные флажки маркированного и искаженного искусства – в пространство тем, образов и идей, свободное от искажений. За это оба ингуша в 1963 году, на самом исходе «оттепели», заплатили реальной несвободой: заключением в грозненскую тюрьму КГБ для одного и сроком в Мордовском политзаке для другого.
В 1957 году студентом 1-го курса филфака в пединституте г. Грозного И.Кодзоев начал «Казахстанский дневник»: принялся «…в общую тетрадь записывать случаи из жизни ингушей и чеченцев после депортации в Казахстан 1944 года, подвергая небольшой литературной обработке». Вышло поистине фундаментальное художественное произведение с элементами публицистики.
А.Хашагульгов первокурсником филфака Ростовского пединститута в 1961 году на семинаре по истории КПСС посмел задать преподавателю убийственный вопрос: почему решения XX съезда не выполняются в полной мере, когда речь заходит о крымских татарах и других народах (в частности, ингушах, так и не получивших обратно свою родину в 1957 году); он посмел также покритиковать ввод советских войск в Венгрию и жестокое подавление народного восстания в Грузии в 1956 году; самое же главное – он писал не совсем (вернее совсем не) советские стихи: в них он обходился без Ленина, партии и «вечной весны».

Пережив депортацию сороковых-пятидесятых годов настолько глубоко и остро, что воспоминания о ней буквально вошли в состав крови, они принялись вырабатывать уникальную для той поры модель бытового и эстетического стоицизма. Она такова: даже если нет надежды на какое-либо усовершенствование системы и нравов, если невозможно физическое сопротивление, – нельзя сомневаться, что самому не достанет сил и воли оставаться непокоренным. В автобиографии И.Кодзоева об этом сказано следующее: «…ты свободен, пока ты сам не признал себя рабом …Стойкость – самое сильное оружие в борьбе …основные положения философии стойкости: стойкость (главный постулат); непокорность чужеземцам; целесообразность поступков; вера в Господне благословение; милосердие к страждущим; этический кодекс «Эздел». Эта формула была выстрадана биографически…

Воздаяние за подобную решимость – тюремные сроки ингушским «мукъленам» (от мукъле – свобода, «термин» И.Кодзоева) за «антисоветскую деятельность», и молодые люди отбыли их полностью, от звонка до звонка.
Об этом у И.Кодзоева написано так: «4 июня 1963 года КГБ арестовал меня и Али. Обвинили: а) в националистической агитации и пропаганде, б) в антисоветской агитации и пропаганде. …В следствии приняли участие представитель КГБ из Москвы и инструктор ЦК КПСС.
– Это что такое? – красный от гнева цекашник размахивал перед моим носом «Казахстанским дневником».
– Это обвинительное заключение, – ответил я.
– Кому?
– Коммунистам и Советской власти.
Верховный суд ЧИАССР приговорил меня и Али Хашагульгова к 4-м годам лишения свободы в спецколонии строгого режима… ИТЛ п/я ЖХ-385. …раскрылись широкие ворота лагеря № 7…».
С этого времени их имена были вымараны из всех возможных печатных текстов, не произносились и в обыденной жизни до начала 90-х годов! Они оказались, как и Бродский, лишними в стране.
…Новеллы и рассказы «Казахстанского дневника» пронзительно автобиографичны, трагизм тогдашней повседневности рисуют напряженно и сухо, конденсируя эмоции. Передают страдания детей, стариков, мужчин и женщин – изгоев, обреченных на небытие, но эти страдания не трансформируются у юного Кодзоева в плач и стенания, его проза пронизана ожиданием возмездия, кары, справедливой и праведной мести тиранам всякого разбора. Впервые в ингушской литературе советского периода изнутри была явлена тема, такой жизненный материал, сам подход к преступной и бесчеловечной «инверсии» всего советского бытия, которые не оставляли ни малейших надежд на какую-либо оптимистическую перспективу. Протест и война против тиранической власти, согласно Кодзоеву, – угодное Господу дело. Невинная кровь не может пролиться безнаказанно! Кодзоев ещё на заре жизни внутри советской казармы утверждал право народа на справедливый нравственный закон и суд: будучи шестилетним ребенком, он ударил по щеке и плюнул в лицо офицеру, 23 февраля 1944-го выселявшему их семью. Сам он написал об этом так: «Я горжусь этим моим подвигом, единственным. С него началась моя истинная жизнь. Нелегкая жизнь, но – моя, и я её не променяю ни на какую счастливую (по нынешним понятиям) судьбу. Я благодарен Богу, за то, что он скроил меня из непокорных злу материалов».

…Лагерные университеты 60-х годов несомненно стали школой жизни. Сидельцами и друзьями Кодзоева и Хашагульгова в Мордовском Дубровлаге с 1963-го по 1967-ой годы были латышские поэты и политические деятели – Кнут Скуниекс, Янис Петерс, Виктор Калныньш; генерал-лейтенант Серго Давлеанидзе, в 1956 году остановивший в Тбилиси расстрел своих земляков и получивший за это 25 лет; писатели-дессиденты; А. Синявский и Ю. Даниэль; М.-Э. Мусаитов – один из образованнейших чеченских арабистов и др. В концлагере зэки объединялись в братства. Молодые ингуши влились в кавказское землячество (куда входили грузины, ингуши и крымские татары). Здесь сидели лучшие представители интеллигенции всех народов империи коммунистов.

К Кодзоеву судьба оказалась менее благосклонной, чем ко многим его солагерникам-друзьям: его терзают отнюдь не только духовные сомнения, каждый день ему приходится сражаться за жизнь детей и внуков. И не в переносном смысле, а буквально. Судьба протащила его «через жизнь, как через горящий лес»: после лагеря – мытарства поднадзорной советской жизни; затем, в январе 1973 года, -- непосредственное участие в ингушском «стоянии -- общественно-политическая деятельность рубежа эпох – краха советской коммунальщины, утверждения иллюзорной российской демократии, омытой ингушской кровью осенью 1992 года; и наконец -- геноцид под названием «контртеррор», длящийся более десяти лет в режиме «нон-стоп» и тлетворный как для кодзоевской семьи, так и для всего народа.
Ровно два года назад был убит Изновр, отец шестерых маленьких детей, внуков Иссы. Это была типичная, одна из сотен бессудных казней ингушских молодых мужчин, осуществляемых федеральной властью в Ингушетии в апокалиптическом вихре «антитеррора». Об этом – небольшое правозащитное эссе безутешного, но несломленного отца под названием «Сын Изновр»: «Очень одаренный был юноша. К началу чеченской кампании учился в университете на факультете изобразительного искусства и был любимейшим студентом преподавателей.

Война прервала его учебу… Работал учителем рисования в Кадетском корпусе… Его с удовольствием приглашали «новые ингуши» как дизайнера и художника. …Однажды мечеть, в которой он молился, была окружена милицией… затолкали в машины и отвезли в участок. Им заявили, что они ваххабиты. …Изновр был занесен в черный список. Этого оказалось достаточно, чтобы человека расстрелять прямо на улице. …началась охота, его отстрел был предрешен… Я попросил Изновра уехать из республики куда-нибудь… Он отказался: не хотел расставаться с детьми. Его начали ловить, он стал прятаться… Три раза он был объявлен… в списке убитых боевиков… А я находил его живым. …В апреле (2005 г.) Изновра настигли и убили. Когда-нибудь за его гибель и гибель многих других парней отвечать придется…».
Этот душераздирающий своей четкостью текст – выдержан в стилистике черно-белого документального фильма. Но помимо обвинений в адрес всего враждебного Ингушетии миропорядка Кодзоев-отец выдвигает и ещё одно, юридическое – редактору журнала «Шпигель»:
«Господин редактор, корреспонденты Вашего журнала опубликовали («Московские новости», 2005, 21-27 января. С.9) обширный материал о трагических событиях в городе Беслане 1 сентября 2004 года. Одна из главок их статьи начинается так: «Террорист Изнаур Кодзоев…».
Кодзоев Изновр – мой сын. Ваши сотрудники вынесли ему вердикт, назвав террористом и опубликовав в уважаемом издании версию, сочинённую в ФСБ (ЧК, НКВД, КГБ). В этом учреждении большие мастера на такое творчество.
Я со всей ответственностью заявляю, что всё опубликованное корреспондентами «Der Spiegel» о моём сыне, – ложь.
Вердикт о причастности моего сына к противоправным действиям может выносить только суд после тщательного предварительно следствия. Такого суда и расследования не было…

…Кодзоев Изновр убит 13 апреля 2005 года. Это убийство, преступление, за которое в цивилизованном государстве кто-то неизбежно понёс бы наказание.
Господин редактор, Ваши сотрудники очень помогли убийцам моего сына. Настанет время когда правда о Беслане откроется полностью и Вам лично очень стыдно будет за эту роковую ошибку корреспондентов …».
…Теперь вот в опасности жизнь Зялмаха . Его вина в том, что он тоже «оказался в ненужное время в ненужном месте» и срок – 24 года с отбытием наказания в той же самой Мордовской зоне. «…В том самом месте, где я побывал в своей юности»-напишет Кодзоев, глубоко в душе пряча от всех бездонное свое родительское горе и слезы.
О своей новой теперешней миссии Кодзоев недавно написал следующее: «…жизнь ингушей – сущий шторм. Человек пишет, а есть ли народу дело до его творчества? Нет, конечно, ему ныне не до литературы. Богатые заняты обретением и умножением своих обретений. А простые люди думают о куске хлеба, да и о том, как уберечь детей от спецназа, чтоб не застрелили…
Простого человека преследуют опасности. Смертельные опасности. Повсюду. Но так не может быть постоянно. Зло тоже устаёт. Ведь к старости и у зверя стираются клыки…».
Кодзоев бесстрашно ищет ответа на главные для него вопросы: «Нация спросит: «Где моё творчество? Что я есмь в духе?» («Уповая на Творца»)-
-«Я благодарен Господу за то, что он привёл меня в этот прекрасный, удивительный мир.
Люблю всё, что видит глаз, слышит ухо и чувствует душа во все времена года, днём и ночью.
Я люблю даже кошмарные сны.
Все народы люблю, их языки, их обычаи, их облики, то, что они едят и пьют, как они смеются и плачут.
Среди всей породы человеческой мне ненавистен один человек – тиран, деспот, тот, кто принуждает меня быть не тем, кем меня породил Бог».