ГЛАВНАЯ АРХИВ ПЕЧАТЬ РЕДАКЦИЯ ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ РЕКЛАМА ОТДЕЛ РАСПРОСТРАНЕНИЯ

<< ЛИСТАТЬ ЖУРНАЛ >>

АРХИВ > ДОШ # 2/2003 >

И ПРИДЕТ ДАДЖАЛ НА ЗЕМЛЮ ЧЕЧЕНСКУЮ

Мария КАТЫШЕВА (стр. 25-28)

Сугаип-мулла, окруженный своими приверженцами, стоял на гребне Терского хребта и пристально вглядывался вдаль – там простиралась равнина, в центре которой, следуя прихотливым извивам реки, раскинулся город, выросший из боевой крепости. Шейх долго молчал, и вдруг слезы потекли по его лицу. Мужчины же не плачут, не показывают свою слабость, тем более такие стальные, каким слыл он. Удивленные мюриды спросили: "Что случилось, Устаз?" – "Мне жаль людей, которые будут жить в этом городе, – ответил шейх. – Он будет разрушен до основания, и потоки крови повлекут за собой камни величиной с кулак..." – "Ты это видишь?" – спросили его. – "Да, я это вижу так же хорошо, как знаю, что на этом месте было разрушено несколько сел для того, чтобы построить город..."

Этот сюжет рассказал мне в 1978 году чеченский писатель, когда мы возвращались в Грозный из поездки по толстовским местам в Шелковском районе и остановились на Терском хребте, чтобы полюбоваться открывшейся панорамой. Вид действительно был замечательный. До самого горизонта простиралась, теряясь в туманной дымке, Чеченская равнина, похожая из-за окружавших ее гор на дно огромной чаши. Сейчас гор не было видно, но в ясную погоду их величественные громады, сплетенные в серебряную цепь, словно парят над горизонтом. Подумать только, более чем 125 лет назад на этом месте стоял молодой яснополянский граф, будущий великий писатель, чей 150-летний юбилей отмечала в тот год вся культурная мировая общественность; отсюда, с Терского хребта, он впервые в жизни увидел горы и, сраженный их мистической красотой, только и смог выдохнуть: "А горы!.."

В его время пейзаж, очевидно, был другим, развитие индустрии еще не исказило его.

А сейчас разноцветные квадраты возделанных полей пересекались лесными полосами и лентами асфальтовых дорог. Разбросанные то тут, то там селения оживляли картину, а вдали, в самом центре равнины, размытый густым маревом жаркого дня, угадывался силуэт большого промышленного города.

Грозный... Запоминающееся, тревожащее душу имя...

Удивительный город... Самый крупный на Северном Кавказе промышленный центр, пропитанный горячим запахом металла и нефти, прокаленный огнем факелов на газовых скважинах, он трепетно оберегал свежую красоту своих парков и аллей, своих фонтанов и чудесных, необыкновенно крупных роз. Здесь прямо на улицах росли вишневые и абрикосовые деревья. Погожими апрельскими днями они наряжали город, словно невесту, в пышные кружевные гирлянды белых и розовых цветов.

Здесь просто и естественно решался национальный вопрос – как в большой дружной семье, когда общий уклад жизни подавляет над индивидуальность, никто друг другу не мешает, но в то же время все вместе. В радости и в горе.

Город состоял из нескольких самодостаточных фрагментов, которые здесь называли куянами. Была "Бароновка", где в основном жили армяне вперемешку с азербайджанцами и греками. Московскую улицу никто так не называл – говорили "Еврейская слободка". Поселок возле аэропорта именовался "Сахалином", там преобладающим населением были старообрядцы. Самый центр города называли ни больше, ни меньше как "Бродвеем". И это на пике советской власти! О прогулке по центру даже интеллигентнейшие люди говорили: "Прошвырнемся по Броду"... Здесь гуляли до утра. Общались. Девушкам тогда еще дарили розы. И сколько же скверов было вдоль "Бродвея" – проспекта Победы! Сквер Полежаева... Сквер Лермонтова... Пионерский сквер, примыкающий к дому, построенному на месте казачьей хаты, в которой, как свидетельствовала мемориальная доска, останавливался, приезжая в крепость Грозную, Лев Толстой. А дальше был скверик Чехова с республиканской библиотекой, носящей его имя... А еще дальше за мостом – Чечено-Ингушский государственный университет имени Толстого с монументальным памятником великому писателю, которого грозненский скульптор Александр Сафронов изобразил молодым человеком – таким, каким тот был в свой "чеченский" период. Да, город любил русских писателей, почтивших его своим вниманием, отметивших творчеством. Любил деятелей русской, советской и зарубежной культуры, чьи биографии соприкоснулись с этой землей. Какие имена! Полежаев, Грибоедов, Пушкин, Лермонтов, Толстой, Дюма, Горький, Серафимович, Булгаков, Айвазовский, Врубель. Грозный оставил отметину в судьбе и творчестве Александра Галича, Владимира Яхонтова, Сергея Бондарчука...

Течет время, уходит песком сквозь пальцы. А притеречные высоты, как и сто, и двести лет назад амфитеатром поднимаются над ареной, где совершается вечное действо жизни. Меняются действующие лица – декорации остаются прежними. В конце 70-х годов XX века мы с высоты Терского хребта загляделись на ту самую панораму, которой любовался 125 лет назад великий русский писатель Лев Толстой; ту самую, что 70 лет назад вызвала трагические видения у прославленного чеченского шейха Сугаипа-муллы Гайсумова...

Связь имен, связь времен... Философия непротивления злу насилием, которую исповедовал и проповедовал духовный учитель приверженцев кадырийского тариката Кунта-Хаджи Кишиев, идейный противник имама Шамиля, по цепи обошла земной шар – через творчество Толстого, проповеди Махатмы Ганди, политическую борьбу Мартина Лютера Кинга...

Но о какой же силе, способной разрушить город, говорил Сугаип-мулла Гайсумов, который жил на рубеже XIX и XX веков? Может быть, он имел в виду гражданскую и Великую Отечественную войны, случившиеся уже после его ухода? Нет, они пронеслись ураганом над этой землей, но большого урона городу не нанесли. Кто может дотянуться до него? Или что? Землетрясение? Его здесь всегда боялись и после каждого подземного толчка опасались нового, разрушительного.

Я обратилась за разъяснениями к чеченцам. Беседовала со специалистами по фольклору, этнографии, со знатоками истории. Мне сказали: он предрекал войну. Войну, как и в XIX веке – с русскими... В это невозможно было поверить: мы жили в одной стране, подчинялись одним законам, имели общую судьбу. Но чеченцы говорили об этом как о неизбежном – с апокалиптическим ощущением, хотя в целом эти люди, живущие скорее во времени, а не в пространстве, спокойно относящиеся к судьбе, не теряли жизнерадостности. Оказалось, что эсхатологические прогнозы довольно широко распространены в чеченской среде, их авторство приписывают духовным учителям еще дореволюционного времени – Кунта-Хаджи Кишиеву, Дени Арсанову, Сугаипу-мулле Гайсумову, Бамат-Гири Митаеву.

"И придет Даджал на землю чеченскую. И прольет он кровь своих братьев-чеченцев. И разрушится город до основания. И исчезнут села с лица земли. И войдут разруха и нищета в дом каждого чеченца. Так будет семь долгих лет, и покажутся они чеченцам вечностью".

...В 1995 году я снова пройду по нашему "Бродвею" – проспекту Победы – из конца в конец, от сквера Полежаева до сквера Лермонтова, в три часа дня и не встречу ни одной живой души. Пустой, страшный ирреальный мир. Мир обугленных руин, плачущих человеческой кровью. Мир черных, изломанных, словно людские кости, деревьев. И нежная зеленая листва, распускающаяся на изуродованных сокрушенных стволах. Вопреки смерти и войне.

Это было самое потрясающее, выворачивающее душу впечатление: слабые ростки утверждали жизнь тогда, когда не выдерживал ни камень, ни металл, а люди метались, как запуганные, потерявшие ориентацию животные... Наверное, о таком писал Пабло Неруда:

Дерево, дерево снова приходит,

Дерево предков, дерево бури,

Вот из земли подымает героев,

Словно зеленые сочные листья...

"Обуглись, но выстой!" – явилась в памяти старинная чеченская поговорка. Обуглись, но выстой, мой любимый город... Но он не слышал меня. Смертельно раненый, он агонизировал у меня на глазах, я была бессильна помочь ему...

Он был один на всех нас – грозненцев, детей разных народов, собранных в нем волею своих судеб. Да, мы любили его. Но меру ЕГО великой любви к нам мы осознали только тогда, когда его у нас отняли и варварски убили. Он, как и чеченские пророки, знал свою грядущую трагедию и потому задолго до нее учил нас мужественно хранить достоинство и оптимизм в самых трудных ситуациях. Не жаловаться! Предпочитать тюремный принцип "не верь, не бойся, не проси" унизительному "подайте, мы сами не местные". Не случайно газетчики отмечали, что среди попрошаек в московском метро нет беженцев из Чечни. Он выковал то, что сейчас называется "непобедимым грозненским духом".

"...Погибнет очень много мужчин в цвете лет, и женщины, показывая на уцелевших, будут говорить: "Вот так выглядели мужчины..."

"...Город-на-Сунже (чеченское название Грозного) будет разрушен, и проходящие по этому месту скажут: "Когда-то здесь был большой красивый город, где жило очень много людей..."

"...Находящиеся за Тереком погибать не будут. И надо перебираться туда, даже перекатываясь через хребет..."

"Русские войска, подобно потоку, половодьем разольются по горам, но в конце концов сами, как река, хлынут на равнину и уйдут за Идал-хи (Волго-Дон), сопровождаемые метелью, которая будет подталкивать их в спину".

В 1992 году именно так, подталкиваемые в спину необычайно сильной для грозненских зим метелью, уходили из Чечни солдаты бывшей советской армии – с одними только заплечными мешками, оставив генералу-президенту Дудаеву все вооружение и боевую технику.

"Победа придет тогда, когда в нее уже все перестанут верить, война закончится в период жатвы". Похоже на события августа 1996 года с подписанием Хасав-Юртовских соглашений...

... И придет Даджал на землю чеченскую...

Древнее языческое божество, пожирающее людей – Ваал... Не он ли явился в образе соплеменника, прельстившего чеченцев сладостной мечтой о свободе, но приведшего к пропасти войны?.. Или группы соплеменников, пришедших к власти в Чечне в 1991 году и установивших господство тьмы – тех, чьи имена, известные сегодня всему миру, звучат тяжело, как удары камней, падающих на Холм Проклятия?

"В течение пяти лет чеченцы не будут знать, как им принять свободу, которая наконец-то возвратится к ним в страну...

...Все будет гореть, а города уйдут под землю. Станет тесно так, как будто две ноги оказались в одном ботинке... И когда придет отчаяние, то появится английская государственность, и окажется народ под ее защитой. К власти придет третий царь чеченцев, который будет един с народом... И воцарятся в стране мир, свобода и благоденствие. Одно лишь станет трудно – явить милосердие, ибо, миновав три селения, странник не сможет встретить обездоленного... И все будут вспоминать погибших".

Известный политолог Абдурахман Авторханов в своей книге "Народоубийство в СССР", изданной в 1952 году в Мюнхене, приводит на этот счет такой пример: "У чеченцев сказания о том, что англичане придут для освобождения Кавказа, столь распространено и укоренилось десятилетиями в сознании народа, что его вам расскажет любой чеченец со ссылкой на ряд своих выдающихся духовных авторитетов еще царского времени. Последний раз я слышал обоснование этого сказания из уст чеченцев при горячих спорах между ними в 1942 году, летом. "Даем головы на отсечение, если придет "герман", – придет только "энглис", и не с запада, а с востока!" – так доказывало большинство. А в эти дни "герман" стоял в 500 метрах от Чечни – на западном берегу Терека!"

И сегодня многие чеченцы не утратили убежденности в том, что приход "энглис пачхьалкх" – английской (англоподобной) власти неизбежен, хотя никто точно не знает, что под этим имеется ввиду. Очевидно, такие прогнозы небезосновательны: Англия и Бельгия всегда имели в Чечне свои интересы. Здесь уместно вспомнить сюжет из советской пропаганды, выдававшей за исторический факт продажу в смутное революционное время чеченским нефтепромышленником Тапой Чермоевым акций своих нефтепромыслов английской кампании "Бритиш Петролеум".

Точного времени прихода "английской власти" никто не называет – оно неизвестно. Но известен связанный с этим убеждением комичный случай, произошедший в Грозном в 1996 году, после окончания так называемой первой войны.

В парламенте Ичкерии состоялась встреча депутатов с группой англичан, приехавших с неофициальным визитом. Гости сочувственно слушали рассказы о том, что случилось с Чечней, о том, что, как говорится в одном из преданий, русские все равно отойдут за Волго-Дон. И все время кивали : "Йес, йес..." Но когда чеченцы сказали, что они попадут под покровительство Англии, джентльмены вскочили и в ужасе закричали: "Но-о-о-у!" По поводу этого диалога над разрушенным Грозным несколько дней стоял поистине гомерический хохот. Люди пересказывали друг другу эту историю и комментировали: ну, мы-то знаем, что мы за золото.

Эсхатологические прогнозы чеченских шейхов затрагивают неведомые времена и связаны с появлением "ложного Исы" (Антихриста), а затем и вторым пришествием Спасителя. Но на пути к этим временам им предстоит пережить и пору благоденствия, и еще очень трудный период некой власти "апган эдал", когда чеченцев ждет "настолько тяжелая жизнь, что будто бы за пазухой кусок раскаленного металла". Но чеченцы, как всегда, пойдут за своей судьбой.

Трудно сегодня сказать, на каком основании строили свои прогнозы чеченские шейхи – провидцы нынешних событий. Горцы говорят, что некоторые обладают "Книгой звезд". Ее не каждому дано прочитать и понять, она и вообще-то не всякому доступна. Конечно, ко всему этому можно отнестись скептически. Но чем тогда можно объяснить, что Кунта-Хаджи Кишиев "увидел" из своего XIX века тринадцатилетнюю депортацию своего народа, которая произошла в 1944 году? Или шейх Дени Арсанов... В 1918 году, когда еще шла борьба за установление советской власти, люди спросили его, как долго продержатся большевики. Он ответил так: хоть безбожная эта власть, но в ней будут и благодеяния – забота о бедных, нищих, больных; эта власть будет стоять долго, и даже после того, как умрет, простоит еще три года, так как некому будет это провозгласить; но перевернется она ночью, за столом, без единого выстрела.

Можно сколь угодно скептически относиться к эсхатологическим прогнозам, посмеиваться над всякими там нострадамусами, но куда деться от такого, например, факта? Газета "Оракул", май 1995 года, интервью с известным астрологом Павлом Глоба. И сбывшиеся с поразительной точностью слова: "Разгорающиеся события не закончатся 1995 годом, они еще будут продолжаться, хотя в далеком будущем на время все затихнет. Пойдет новый процесс накопления оружия... Но... лето и осень 1999 года – время непредсказуемого поворота событий: возможно начало новой войны... "

Читал "Книгу звезд"? Был посвящен в работу некой "звездной" лаборатории, вершащей судьбы людей и народов?

<< ЛИСТАТЬ ЖУРНАЛ >>