<< Листать журнал >>
ДОШ #6/2004
ПОМНИТСЯ – НАЧИНАЛОСЬ ТАК...

Светлана АЛИЕВА

В июле-августе 1993 года я гостила в Нальчике у старинных друзей моих родителей. Главой этой семьи был кадровый номенклатурный партийный работник республиканского уровня. Кроме отпускного гостевания и отдыха, у меня были там и другие цели, связанные с общественными делами, так что я встречалась с интересующими меня людьми. В один прекрасный день, часов около двенадцати, я пришла побеседовать к одному из общественных деятелей Балкарии, генералу армии в отставке (имен я не называю потому, что для понимания эпизода, о котором я собираюсь рассказать, это не имеет значения).

Сидим, разговариваем, обсуждаем возникающие вопросы. Беседу нашу прерывает телефонный звонок. Хозяин кабинета берет трубку, с озадаченным видом слушает, время от времени произносит: «Не знаю», «Ничего не могу сказать», «Не знаю, что тебе посоветовать», «Смотри сам», «Тебе там виднее»... Кладет трубку и в ответ на мой вопросительный взгляд поясняет: «Звонил Джохар, сказал, Москва испрашивает разрешения провести над Грозным эскадрилью военных самолетов на пути в Азербайджан. Просит совета, что ответить, разрешить или нет? Сомневается, что им в самом деле нужно его согласие. Говорит: разрешу – не разрешу, все равно пролетят... Что тут посоветуешь?». Действительно – как ответить Москве на запрос, что посоветовать Дудаеву? Вернулись к прерванному разговору, прошло с полчаса, и снова звонок. Мой собеседник берет трубку, подносит к уху, потом растерянно восклицает: «Что? Ты шутишь? Нет, серьезно?». Закончив разговор, поворачивается ко мне: «Это Джохар. Говорит: над Грозным пролетели бомбардировщики и разбомбили аэродром Северный».

Какая уж тут беседа! Посмотрели на часы. Без нескольких минут два, скоро наступит время Новостей по российскому телеканалу. В кабинете телевизора нет. Разбежались. Я со всех ног примчалась домой… в свой временный дом. С порога кричу: «Скорее включайте телевизор, российский канал!» – «Что случилось? Почему ты так кричишь?» – спрашивает меня хозяин дома, коммунист с полувековым стажем, лидер, кадровый руководитель. Отвечаю коротко: «Только что разбомбили аэропорт Северный в Грозном!» – «Что ты несешь? Что за бред? Кто сказал?» – «Джохар Дудаев.» – «Кто бомбил?» – «Москва!» – «Не может такого быть!».

Включаем телевизор. Ведущая российского телеканала Светлана Сорокина первой новостью огорошивает, думаю, всю страну: военные самолеты без опознавательных знаков разбомбили аэропорт Северный в столице Чечни городе Грозном. И – молчание, После паузы мой всегда уверенный, гостеприимный и любезный хозяин, что-то невразумительно пробормотав, торопливо уходит. Спешит в обком...

Это была, пожалуй, первая авиабомбежка Грозного. За ней последовали новые, одна за другой. Остроумные чеченцы так отреагировали на отсутствие опознавательных знаков и упорное отрицание авиационно-военным руководством Российской федерации своей причастности к авианалетам на Грозный: мол, нас бомбят космические НЛО. Российская общественность и население республики постепенно привыкали – к чему только не приучаются люди – воспринимать насильственное решение внутренних государственных проблем как нечто «нормальное». Прагматично настроенные, здравомыслящие жители всех национальностей, включая чеченцев, стали покидать республику, и вовсе не по причине межэтнической розни, на которую так любят ссылаться нынешние конфликтологи-политологи. Нет, люди просто боялись, они хотели обезопасить себя и свои семьи.

На 5-12 декабря 1994 года в Назрани должен был состояться съезд репрессированных народов. Предполагалось решить на нем ряд организационных вопросов. Съехались представители всех пострадавших народов. Среди делегатов были люди из числа российской научной и общественно-политической элиты. Начался серьезный разговор о судьбах гражданского общества в центре страны и в национальных общинах, вырабатывались программы всестороннего этнокультурного возрождения репрессированных народов согласно принятому в 1991 году Закону об их реабилитации. Съезд, помнится, открыл президент только что утвержденной республики Ингушетия Руслан Аушев, который на второй день почему-то срочно уехал в Москву, а вел его Председатель парламента Руслан Плиев. Участники съезда с утра до вечера так увлеченно занимались решением намеченных проблем в предоставленном им для этого Назрановском Дворце культуры, что и не чувствовали нарастающего напряжения. Однако 9 декабря после обеденного перерыва Руслан Плиев объявил, что съезд вынужден прервать свою работу, а все приехавшие в Назрань должны срочно покинуть республику – так распорядился из Москвы президент Ингушетии...

Мы вышли на улицу и с недоумением увидели перегороженное железобетонными блоками шоссе Ростов-на-Дону – Грозный, оно ведь проходит через Назрань, тогдашнюю ингушскую столицу. Нам сказали, что Руслан Аушев пытается воспрепятствовать движению военной техники в Грозный через территорию Ингушетии, что воздушное пространство над республикой перекрыто для гражданского авиатранспорта, что «вот-вот начнется война с Дудаевым». Именно так – с Дудаевым.

Участники съезда, приехавшие из Москвы, весь день 10 декабря ждали выезда. Только к вечеру нас вывезли из Назрани в Слепцовскую. Там в аэропорту мы еще сколько-то времени протомились в ожидании специально заказанного для нас самолета, прилетевшего часам к девяти вечера уже не помню откуда – то ли из Волгограда, то ли из Саратова. Мы сели в этот странный, с виду чуть ли не фанерный самолет, который тем не менее взлетел, обнаружили, что нас сопровождают вертолеты, и вдруг нас обуял смех. Среди нас не было особых, бессмысленно смешливых весельчаков, но именно самые неулыбчивые и серьезные хохотали громче всех. Мы не могли остановиться – корчились от смеха, у нас сводило челюсти, болели бока, мы задыхались, обливались слезами... Подумать только, мы пытались словом остановить танки.

Но все имеет свой срок – затихли и мы. Едва ли в эти часы ночного полета кто-то из нас в полной мере осознал, что происходит, что фактически уже произошло. Нет, не думаю. То была объяснимая, чисто нервная реакция на конкретное событие.

Самолет наш добрался до Москвы заполночь. Нас всех выгрузили в какой-то еще не оборудованный и даже не подметенный угол Домодедовского аэропорта, тут мы все впервые в нашей стране подверглись тщательному обыску и исключительному контролю предъявленных паспортов. Домой я добралась к трем часам ночи.

Утро началось с попытки дать пресс-конференцию – было горячее желание как-то остановить то, что начиналось там, в Ингушетии и особенно в Чечне. За один день 11 декабря удалось провести три пресс-конференции. Третья состоялась вечером в Доме культуры «Известий», там собрались поклонники и, надо полагать, единомышленники Сахарова, они пришли отметить какую-то дату, связанную с этим святым именем. Но даже эти люди словно бы не услышали того, о чем мы сообщили, не разделили нашу тревогу. Они остались безучастны. Это меня поразило. Тогда. Осознание того, что творилось в те дни, пришло много позднее.

Мир – воздух, сама атмосфера, дух текущего времени – незаметно, но кардинально изменился. Руководство нашей страны незаметно, невидимо для глаз сменило курс развития – с объявленного пути построения свободного демократического общества оно свернуло туда, где уже возможна реставрация имперской «тюрьмы народов».

<< Листать журнал >>