<< Листать журнал >>
ДОШ #6/2004
ОДИНОЧЕСТВО

Тина Брюссель

Я получила письмо из Чечни. От матери...

... Очень давно, когда мне было семь лет, я заболела корью. У меня ничего не болело, но целыми днями я лежала в постели в комнате, где окна были завешены красной материей, и скучала. Мама говорила, что при кори все вокруг должно быть красным, это помогает скорейшему выздоровлению. Каждое утро красное солнце играло красными лучами на красной стене около моей кровати. Загадочные рисунки на ковре превращались в диковинных животных, цветы и сказочные башни, где томились несчастные принцессы, такие же одинокие, как я...

Когда мама возвращалась с работы, моя тоска уходила, и я пыталась пересказать ей все истории, которые происходили на ковре, но у меня не хватало слов, и я послушно глотала ненавистный рыбий жир. А мама мне рассказывала свои сказки.

Потом меня отправили в детский санаторий для отдыха и укрепления ослабленного здоровья. Санаторий был, наверное, хороший, и поэтому в основном там были русские дети. Конечно же, они нас не любили, а когда пятерых "чеченят" постригли налысо, "чтобы не развели вшей", мы вообще стали предметом насмешек...

Я хорошо помню тот день. Было прохладно, но на скамейке, где я устроилась, солнце ласково грело мои худенькие плечи, и его тепло немного скрашивало мое детское одиночество. К моему большому неудовольствию напротив уселись мама с дочкой -- с самой злой девочкой из нашей группы. Это был день посещений, и толстая мама стала доставать гостинцы из большой коричневой сумки, угощать свое дитя. Сколько надменности, высокомерия и неприязни было во взглядах матери и дочери, направленных на меня, а я не могла отвести глаз от пирожного, которое быстро исчезало во рту этой гадкой девочки...

-- Почему ты нас не встречаешь? -- передо мной стояла мама, она всегда появлялась именно тогда, когда мои дела, казалось, были совсем плохи. А отец между тем уже вытаскивал из новенького небесно-голубого "Москвича" всякие пакеты, среди которых, конечно, был и кулек с пирожными.

Двум пожирательницам содержимого коричневой сумки было невыносимо наблюдать мое счастье, а когда я достала кусок шоколадного бисквита с огромным слоем крема, они не выдержали, завернули свои жалкие объедки, сели в красный "Запорожец" и со страшным тарахтением отъехали.

Иногда мне кажется, что война началась именно из-за этого...

... Ты пишешь, что вернулась домой и долго не могла найти ключ от ворот, лежавший в кармане. Вроде бы и не стоило искать, ведь можно было зайти во двор и так, через тот пролом, что зиял посреди дома. Но чтобы калитка не почувствовала свою ненужность, ты все-таки ее отперла и снова закрыла за собой...

... Когда отец строил дом, мама всячески вмешивалась в процесс: настаивала, чтобы окно спальни смотрело именно туда, куда она хочет, а кухня была такой большой, что отец недоумевал: готовить она там собирается или танцевать? Споры всегда заканчивались тем, что отец соглашался с "предложениями" мамы, а душу отводил, посылая проклятия в адрес Сталина: "Если бы этот мерзавец не сослал нас в Сибирь, мы бы не оказались там в одном селе, и я бы никогда не встретил эту женщину!"

Иногда мама уезжала в Москву со своей подругой за покупками. На это обычно уходило десять дней. Как нам с отцом было тяжко в эти дни! Мы так жалели друг друга, он закармливал меня пирожными, а я все время поила его чаем!

А в последний вечер накануне маминого возвращения мы всегда ложились спать как можно раньше, чтобы эта ночь скорее прошла вместе с нашим одиночеством...

... Ты пишешь, что среди обгоревшей рухляди нашла фарфоровую лошадь, почти целую, только позолота с гривы и копыт облезла. Их было две, они всегда стояли на большом красивом шкафу, который назывался "Хельга". Теперь эта печальная, пожелтевшая от огня и одиночества статуэтка напоминает тебе о тех временах, когда был город, была улица, был дом, была кухня, где можно было танцевать...

Когда к нам приходила Зарган, жена моего дяди Даты, в доме появлялся удивительный запах подгоревшей муки -- они с мамой начинали печь чепалгаш и хингалш. Искупав каждую лепешку в горячей воде, они смазывали их растопленным маслом и складывали в широкое блюдо, а затем накрывали эту ароматную гору большой китайской эмалированной чашкой с экзотическими попугаями на цветущих ветках и пугали нас, детей, заявляя, что все это нужно отнести на базар и продать...

А если приезжала еще и сестра моего отца Марет, она брала красный аккордеон и пела очень грустную песню о том, как одну девушку мама не пускала за водой. Конечно же, после этого раздавалась веселая музыка, и отец всегда выходил танцевать сначала с Зарган, а потом с Марет, которая ловко кружилась вместе с аккордеоном.

Через забор от нас жила старая женщина тетя Лена. У нее была маленькая лохматая собачка Таня, которая грозно лаяла, но на самом деле была очень трусливой. Она как огня боялась нашего рыжего кота, почему-то любившего спать на крыше их дома около печной трубы.

Тетя Лена всегда говорила, что завидует нам, потому что у нас большая семья, а у нее никого нет и она очень одинока. Она просила моего отца позаботиться о ней, когда она умрет. Отец так и сделал: заплатил городской церкви, чтобы те похоронили ее по христианскому обычаю. А после ее смерти оказалось, что у нее тоже было много сестер и племянников по всей России, одна сестра жила даже в Америке. Они все приезжали и долго делили старенький дом, страшно пугая осиротевшую Таню.

... Ах, как жаль, что наше персиковое дерево засохло! Ты права, мама, нигде в мире -- ни в Азии, ни в Европе -- я не ела таких ароматных плодов, как у нас! Надкусишь желто-красный бархатный персик, а по руке бежит янтарная струйка, которую нужно успеть слизнуть, чтобы за рукав не затекло...

Ты пишешь, что деревья, которых не расстреляли, умирают от одиночества, тоскуя по невесть где сгинувшим хозяевам...

... В мае наша улица вся утопала в вишневом цвету. Это был мой семнадцатый день рождения и первый день большого разочарования. Я возвращалась домой, весенний ветер срывал белые лепестки с веток, и они прилипали к моему мокрому лицу. Мое одиночество было бесконечным, как этот белый цвет, рассыпавшийся по всей планете. И вдруг, когда впереди показался наш дом, стоявший в конце улицы, я увидела маму. Она смела вишневые лепестки, смешавшиеся с сорванными ветром листьями, и кусочек улицы перед домом мне показался единственным островком в этом мире, где я никогда не буду одинокой и несчастливой...

... Ты пишешь, как зашла в наши стены и вспоминала, что тебе снилось тогда, перед войной. Это теперь ты знаешь, что означали те сны, но разве могли мы тогда представить, что придет такая беда, что не будет дома, не будет улицы, не будет города и не будет больше снов... Что умрут деревья, умрет трава, а птицы забудут сюда дорогу...

Разве мы могли тогда представить, что землю нашу зальют кровью, леса огнем выжгут, а поля могилами покроются?

... У большой страны был большой праздник. Красивые мужчины и красивые женщины поздравляли друг друга, желали счастья. Красивый снег мягко покрывал красивые дома и улицы красивого города. И вдруг в этом городе появилась рыдающая женщина. Одежда ее была изодрана, волосы растрепаны, босыми ногами она ступала по обмерзшей земле. Худыми руками женщина прижимала к груди безжизненное тело младенца, а двое других малышей держались за подол матери и тоже плакали. Но счастливые люди счастливого города не хотели омрачать свой праздник и не замечали несчастную женщину и ее детей. Они отворачивались, переходили на другую сторону улицы, они затыкали уши и жмурили глаза. Зайдя в свои дома, они крепко закрывали свои двери, опускали шторы и включали громкую веселую музыку...

... Я проснулась от холода -- забыла закрыть окно. Ветер, полноправный хозяин здешних мест, уронил со стола мамино письмо... Мне снилась Чечня...

Мама, родная моя! Нас так разбросало по свету! Я не могу прижаться к тебе и прогнать твою тоску, как это всегда делала ты с моими маленькими одиночествами!

Мы так далеки друг от друга и так одиноки на этой огромной холодной планете, и я ничего не могу изменить!

... На краю Земли, у холодного Северного моря, за тысячи километров от тебя и от дома я кутаюсь в тоску и умираю от одиночества...

<< Листать журнал >>