Назад Вперед

ПОБЕДА, ОБАГРЕННАЯ КРОВЬЮ
Лидия Юсупова

Осень отмечала свой приход, позолотив древесные кроны; тихо кружась, мертвые листья падали на землю. Высоко в небе летели журавли, жалобно курлыча, они как бы прощались с уходящим летом. По пустынной, пыльной улице шли женщины, дети, неся в руках нехитрые пожитки. Беслан в последнее время часто видел такое. И сегодня, выйдя за ворота, он постоял, провожая взглядом печальное шествие, и уже собрался вернуться в дом, когда услышал скрип колес. Оглянулся и увидел мальчика, своего ровесника или чуть постарше. Подросток с усилием толкал впереди себя тележку с нехитрым скарбом. Груз был не по силам, по лицу парнишки градом катился пот, и он на ходу утирал его рукавом рубашки. Беслан, не раздумывая, бросился на помощь. Вдвоем им удалось вытолкать тележку на тротуар, где местами еще сохранился асфальт. Помогая мальчику с тележкой, он осторожно спросил:
- Ты один?
- Нет, там впереди мама и сестренка, мне нужно их догнать, - задыхаясь, ответил тот.
Тележка покатилась легче - улица шла теперь под небольшой уклон. Дойдя до поворота, Беслан сказал:
- Ну, счастливо тебе. Я не могу дальше идти, дома у меня тоже мама и братишка!
Мальчик поблагодарил его и поспешил вслед уходящим.
А Беслан все стоял и смотрел, как люди, озаренные багровыми лучами заходящего солнца, удалялись, постепенно исчезая из виду. Потом тяжело вздохнул и медленно побрел обратно. Идя мимо опустевших домов, он все думал: «Почему мама и дада не хотят уходить?» У соседского забора, съежившись, сидел котенок. Беслан наклонился, погладил, и в ответ на ласку котенок тотчас замурлыкал, доверчиво потянулся к нему. Он взял на руки этот живой теплый комочек, прижал к груди, но тут послышался гул самолетов. Не выпуская из рук котенка, Беслан вбежал во двор. Мать возилась в небольшом огороде, собирая с грядок оставшиеся овощи. Рядом малыш, уцепившись за материнский подол, пытался удержаться на неокрепших ножках. Рев самолетов угрожающе приближался. Мать крикнула, чтобы они шли в дом. Посадив котенка на плечо и обхватив малыша обеими руками, Беслан кинулся к дому. Братишка упирался, кричал. Котенок, вцепившись в рубашку, висел за спиной...
Беслан едва успел добежать до порога, как страшная сила, шарахнув в спину, бросила его в комнату. Не выпуская из рук малыша, он инстинктивно отполз подальше от распахнутой двери, в угол, где где на полу, отброшенный взрывной волной, лежал котенок. Прижав к себе обоих, малыша и котенка, мальчик пытался закрыть их своим худеньким тельцем. Земля содрогалась от взрывов; воздух наполнился свистом осколков, воем самолетов, звоном разбивающихся оконных стекол. Беслан попробовал закрыть дверь, спрятаться от этого кошмара, но дверь безнадежно хлопала, а там, снаружи, смертоносные удары следовали один за другим. Ребенок заходился в плаче. Пытаясь его успокоить, старший позвал, силясь перекричать грохот:
- Мама! Мама!
Обезумевшей от страха котенок вырвался и бросился под кровать. Продолжая обнимать плачущего братишку, Беслан и сам заплакал. Казалось, этому ужасному вою и грохоту конца не будет. Он не знал, сколько это продолжалось, и не сразу осознал, когда тишина, наконец, наступила.
В ней было что-то зловещее. Он несколько минут напряженно вслушивался и только потом осторожно поднялся. Подняв брата на руки, медленно двинулся к распахнутой двери. У порога остановился, ища взглядом котенка. Не найдя, вышел. Во дворе валялись обломки сорванной с крыши черепицы, оконные рамы, под ногами хрустели осколки битого стекла.
У стены дома, прислонившись, сидела мать. Беслан позвал:
- Мам!
 Женщина не шелохнулась. Напряженно вглядываясь в ее лицо, мальчик шел к ней, не выпуская из рук брата. Вновь окликнул, но тише, дрожащим голосом: «Ма-а... Мама!» Внутри похолодело, его вдруг с головы до пят застрясло мелкой дрожью. Уже не сознавая, что делает, он опустил наземь ребенка и бросился к ней. Кровавое пятно расплывалось на груди. Братишка захлебывался от плача, но старший не слышал -- он сам кричал изо всех сил: «Мама-а-а!». И вдруг затих.
Руки его потянулись к лицу матери, он стал его нежно гладить, убирая со щек вьющиеся пряди волос, выбившиеся из-под платка, тихо шептал: « Мам... мама!». Он надеялся на чудо. Тяжелый комок разрастался в горле, душил. «Ва.. делла, Ва! Делла..» Прижавшись к ней, он горько заплакал, вдыхая последнее материнское тепло, смешанное с запахом крови. Она сидела, словно отдыхала, чуть склонив набок голову, не слышала плача детей, не чувствовала этих худеньких рук, которые обнимали ее в безумной надежде, что она отзовется.
Малыш, пытаясь доползти до матери, поранил ручки об осколки стекол. На его личике, измазанном кровью и грязью, залитом слезами, был ужас.
Услышав детский плач, соседка вбежала во двор и окаменела:
- Ва! Аллах Делла, орцх вала! орцх вала!
Чьи-то руки оторвали Беслана от недвижимой матери. Словно в тумане, он увидел лицо отца. Земля уплывала из-под ног. Шатаясь, мальчик медленно побрел к дому. С трудом дошел до двери. Обернулся. У тела матери собрались люди из числа немногих оставшихся соседей. Откуда-то из глубины сознания вдруг всплыла мысль о котенке.
Поеживаясь от неутихающего ледяного озноба, он вошел в комнату. Позвал: «Кис-кис!». Без сил опустился на пол, уткнулся лицом в колени, но все не мог справиться с дрожью. Легкое прикосновение к щеке, мягкое, пушистое, на миг вывело его из оцепенения. Дрожащими руками, на которых запеклась кровь матери, он осторожно взял котенка и, прижав его к груди, заплакал.

Ночами, уткнувшись в подушку, чтобы не видел отец, он беззвучно плакал, обнимая одной рукой заснувшего малыша, а другой прижимая к себе котенка. Плакал, пока его детская душа, провалившись в забытье, на какое-то время не освобождалась от непомерной тяжести.
Они проводили дни и ночи в тесном земляном подвале, расположенном под летней кухней.
Туда часто доносились самолетный вой и взрывы. При этих звуках все внутри холодело, его начинала бить уже хорошо знакомая предательская дрожь. Чтобы не выдать свое состояние, он сжимал ладони в кулачки, напрягал мышцы всего тела, то застывал так, то расслаблялся. В минуты затишья отец уходил, они оставалась втроем: Беслан, братишка и котенок.. Страх, что с отцом что-то случится, теперь не покидал старшего сына. Отец приносил испеченные соседкой лепешки, иногда они были горячими. Закрыв глаза, Беслан медленно вдыхал запах хлеба. Образ матери мгновенно всплывал в памяти, душа наполнялась тихой радостью. Чудился весенний день, тонкий аромат цветущих яблонь и абрикосов, к нему примешивается этот ни с чем не сравнимый запах из раскрытого окна кухни - мама печет хлеб. Уцепившись за подоконник, он просит у нее горячую лепешку. Она ласково журит его, но ему некогда, ждут друзья, они должны доиграть в футбол. Еще слышится голос матери, но он куда-то уплывает, звучит издалека...
Снова комок подкатывает к горлу, и мальчик стискивает в руке лепешку, еле сдерживая слезы. В подвале полумрак, лишь блики огня из приоткрытой дверцы железной печи освещают людей, что ютятся там. Он крошит лепешку в миску, добавляет молока и ставит перед котенком.
Завершив скудную трапезу, все укладывались спать. Отец стелил себе на земляном полу, малыш просился к нему. Обнявшись, они засыпали, убаюкиваемые мурлыканием котенка, который пристраивался к ним под музыку войны.
Однажды отец ушел за дровами. Беслан сидел с братом на деревянном настиле, укрывшись от холодной сырости и настороженно прислушиваясь. Было что-то пугающее в тишине, что царила снаружи. Внезапный страх охватил его,. он поднялся по маленькой лестнице погреба и выглянул. Пусто. В душе нарастала паника. Никогда отец так долго не задерживался... Отгоняя дурные мысли, он шептал про себя: «Делла, Ва делла хума не хил та, Делла, Ва Везен делла..!».
Малыш проголодался, стал просить есть. Кусок холодной лепешки ненадолго успокоил его. Беслан беспомощно шарил в темноте, пытаясь найти хоть что-то, что могло развлечь малыша. Нащупал четки отца.
Снова и снова мальчик взбирался по лесенке, высматривал, не идет ли отец. День близился к концу. Тишина давила. С трудом уложив спать зареванного брата, он провел ночь в ожидании, прислушиваясь к каждому шороху снаружи. Под утро его одолел сон. Проснулся от крика малыша. Какая-то неведомая сила раскачивала погреб из стороны в сторону, снаружи все грохотало. В растерянности он схватил братишку, прижал к себе. Сквозь открытый люк увидел, как потолок комнаты, где находился погреб, треснул, трещина расширялась, обнажая развороченные перекрытия. На одной половинке потолка, жалобно звеня стекляшками, раскачивалась люстра. Онемев от ужаса, Беслан уставился на дыру в потолке. А она все росла. Сквозь нее на мальчика смотрело декабрьское серое небо...

И тогда он закричал - Делла, Ва Везан Дела-а-а Воккха-Дела-а-а!
Сквозь ад на земле, среди рева снарядов и бомб, скрежета рушащихся домов, звеня, рвался в небо одинокий детский голос.

Война отняла у него детство, родителей, брата. Да, и брата тоже. Отняла все, что он так любил. Никогда больше он никому не скажет: «Мама!» Всякий, кто заглянет ему в лицо, увидит застывшую маску и вздрогнет, столько глубокой печали в этих глазах. У него взгляд старика. Он навсегда разучился улыбаться -- война убила в нем радость. Его жизнь подло и непоправимо исковеркана. Дано ли ему хоть иногда, в снах, снова по-детски взлететь в голубое, безоблачное довоенное небо?
А где-то празднуют победители. Бодро пожимают друг другу руки, обагренные кровью невинных, щедро раздают своим героям ордена и медали. Они торжествуют. Над кем? Никому неохота вникать в этот вопрос. И над огромным пространством страны расползается смрад, забираясь во все самые отдаленные уголки, -- дух этой убогой победы.

Лидия ЮСУПОВА