Назад Вперед

Предсмертное слово бывшего воина
   Летом 1993 года умер Шабазгирей Хуниевич Гадаборшев. Ему было 75 лет. Он был участником трех войн: советско-финской, Великой Отечественной и советско-японской, за что имел 28 правительственных наград. Вместе со своим народом он пережил сталинско-бериевский геноцид, и стал одним из тех десятков тысяч ингушей, подвергшихся изгнанию из родных мест в результате этнической чистки осени 1992 года.
«...Судьба ингушей — самый яркий
пример издевательского отношения
к репрессированным:
половинчатая реабилитация,
создание псевдореспублики, наконец,
танки против тех, кто не выдержал такого отношения.
Или такова плата за лояльность Осетии?
Или это урок всем, кто вздумает бунтовать?..»

Михаил Шевелев. Долг колонизатора
Московские новости, 6 декабря 1992 г.
У ШАБАЗГИРЕЯ было нелегкое детство. Он родился в том году, когда на Северном Кавказе, как и во всей России, шла гражданская война, в которой участвовал почти каж­дый взрослый ингуш, в том числе и его три дяди — Идиг, Саадул и Орц, погибшие в боях с деникинцами. В то время никто из них не думал, что ингушскому народу придется принять жестокие моральные и физические удары от той самой совет­ской власти, за победу которой сложили голову ее лучшие сыны.
Шабазгирей рос в нужде и лишениях, не ведая ничего о предстоящей трагедии своего народа, читая, что живет «в самой демократической стране мира», которая строила, как тогда говорили, «самое гу­манное человеческое общество — комму­низм». Но слишком поздно он понял, что все это не так.
Юношей он ушел служить в Красную Армию. Вскоре началась советско-фин­ская война, в которой участвовал Шабаз­гирей, затем от начала до конца он про­шагал по фронтовым дорогам Великой Отечественной войны, участвовал в раз­громе японской Квантунской армии осе­нью 1945 года на Дальнем Востоке. Он за­щищал Родину как патриот своего народа и России. Семь раз был ранен в боях с врагами страны. Пролитой собственной кровью доказал свою безупречную пре­данность советской Родине. За ратные подвиги был награжден орденом Алек­сандра Невского, двумя орденами Крас­ной Звезды, многими медалями, а также наградами некоторых зарубежных стран.

В то время, когда Шабазгирей, не щадя своей жизни, защищал Отчизну от немец­ко-фашистских захватчиков, весь ингуш­ский народ был выслан в Казахстанские степи и Среднюю Азию на полное выми­рание, вопреки тогдашним законам и правам человека. Ингуши были объявле­ны «предателями родины». Сам Шабазги­рей, орденоносный защитник советской Отчизны, сразу после демобилизации был отправлен в ссылку в Казахстан. Дол­го искал он там своих родственников. На­шел лишь половину выживших. Вот так, вместо возвращения домой, к родному очагу в село Гадаборшево Пригородного района, откуда он был призван защищать Родину, доблестный воин Шабазгирей Хуниевич попал под сталинско-бериев-ский произвол.
Тяжело было фронтовику, смотревше­му много раз смерти в глаза, видеть изму­ченных, измотанных голодом и холодом родных, всех своих соотечественников,

терпеть издевательства спецкомендантов. Тогда впервые пришла Шабазгирею в го­лову мысль: «Почему я остался жив, почему я не погиб, как и мои девять двоюродных и троюродных братьев, не вернувшихся с той самой Отечественной войны?».
Как ни предрекали палачи народов — Сталин, Берия и их прихвостни, полного вымирания ингушей не произошло. Они выжили благодаря своему мужеству и стойкости, дружбе и спаянности, благода­ря помощи и поддержке казахского, рус­ского и других народов, которые жили там, куда выслали ингушей.
Одним из первых из ссылки вернулся на Родину Шабазгирей. Его тянуло в род­ной двор, откуда он почти двадцать лет назад уходил в армию. За все это время он был там был лишь один раз, когда после демобилизации приехал в село Гадаборшево, считая, что мать все еще живет в своем доме. Он думал, ее-то, мать фронто­вика, не отправили в ссылку. Но ошибся: в его родном доме хозяйничали осетины. Его появление во дворе оказалось доста­точным для того, чтобы местная милиция отобрала у него вещи, деньги и арестова­ла. Вины своей так и не понял тогда Ша­базгирей, однако 15 суток продержали его под арестом и отправили в Казахстан вслед за родными.
Второй раз Шабазгирей пришел в родной двор после снятия с него позор­ной клички — «предатель родины» и «спецпереселенец». Когда он попросил разрешить ему поселиться временно в родительском доме, новые хозяева спро­воцировали скандал: его опять арестова­ли. И все-таки Шабазгирей поселился на краю родного села в землянке без пропи­ски, без работы. Он не мог оторваться от села, в котором родился, от родной зем­ли. Так было со всеми ингушами, кото­рые возвращались из ссылки в родной отчий край. Каждому из них приходи­лось терпеть унижения и оскорбления со стороны бывших соседей, враждебность более тяжкую, чем в ссылке. Это длилось годами и достигло своей кульминации осенью 1992 года, когда в результате осе­тинской агрессии при активной поддержке российских войск насильствен­но было изгнано все ингушское населе­ние из Пригородного района и города Владикавказа.
Только из числа близких родственни­ков Шабазгирея Гадаборшева были звер­ски замучены и убиты 13 человек, а 11 — пропали без вести. Всего этого не выне­сло сердце старого воина.
Шабазгирей любил рассказывать эпи­зоды из своей фронтовой жизни. Один из них запомнился его слушателям навсегда. В дни битвы на Курско-Орловской дуге подразделение, где служил Шабазгирей, а также кавказцы других национальностей, в том числе и осетины, попало в окруже­ние. Любыми путями нужно было выйти из окружения и они двинулись в сторону фронта. В перестрелке с гитлеровцами один из воинов, шедший рядом с Шабазгиреем, — Чермен Мамсуров (осетин по национальности) был тяжело ранен. Ша­базгирей тащил его на себе несколько дней, пока не перешли линию фронта. Мамсуров благодарил своего спасителя, клялся, что об этом будут помнить его по­томки. А его первый же потомок — сын — Сослан Мамсуров, заместитель председа­теля Владикавказского горисполкома, в октябре-ноябре 1992 года лично руково­дил уничтожением селения Гадоборшево (Куртат) — родного села Шабазгирея.
Всего за четыре дня до своей смерти Шабазгирей Гадаборшев обратился к гла­ве Временной администрации на терри­ториях Северной Осетии и Ингушской Республики с просьбой.
«Я обращаюсь к Вам в ожидании близ­кой смерти, — написал он. — Думаю, что последняя воля умирающего для Вас свя­щенна. Я прошу Вашего содействия в том, чтобы я был похоронен на своем родовом кладбище в с. Гадаборшево. Если у меня не было права на жизнь на родной земле, то дайте мне право на смерть, право быть в ней похороненным. О каком еще из прав гражданина и человека можно просить? Это последняя воля человека, который очень любит свою Родину, проливал за нее кровь, видел тысячи смертей, прошел все круги ада, хочет, чтобы прах его лежал в родной земле.
Дай Аллах, чтобы восторжествовала справедливость, и ингушский народ, на­конец, обрел свою Родину».
Не была удовлетворена последняя просьба бывшего воина ни тем, к кому она была адресована, ни главой админи­страции села Гадаборшево Х.Тохтиевым, на совести которого много захваченных в заложники, безвинно убитых ингушей в трагические дни осени 1992-го. На обра­щение фронтовика Тохтиев ответил: «Гадаборшевы ни на земле, ни под землей в селении Куртат обитать не будут»...
Казалось, прорвалось что-то страш­ное и невозможно было обуздать обезумевшую действительность. Душа разрыва­лась в клочья, а потом все померкло и ос­талось на сердце полная безнадега и опу­стошенность. Ни одной мысли в голове, а надо было уходить и с пепелища. В то вре­мя Шабазгирей болел. Болела и жена. Но надо было покидать родную землю. А тут еще известие: дочь Мадину взяли в залож­ники. Как во сне добирался Шабазгирей с семьей к дочери Макке в станицу Орджо-никидзевскую. А добравшись, слег. И толь­ко почти в бреду шептал: «Как же так? Ведь мы день и ночь воевали за Родину... Был бы жив Челомет... Как же так?..». Родные похо­ронили его под Назранью, с трудом сдер­живая боль и обиду.
А жене Шабаз-Гирея часто снятся сго­ревшие награды мужа на его празднич­ном пиджаке...
С. Мецхало, С. Изотьева