Передо мной довоенная фотография. Вглядываюсь в запечатленные на ней лица. Два поколения: старшие, пережившие жуткие годы депортации, выстоявшие в нечеловеческих условиях, и малыши, которым уготованы ужасы войны.
Людям не хотелось верить в то, что они слышали и видели. Уже начались бомбардировки, грохотали артобстрелы, а они все надеялись, что это продлится недолго. Рассуждали меж собой: «Пережили же мы первую войну 1994-95 годов здесь, в городе, продержимся и сейчас». Однако ситуация изо дня в день ухудшалась, авианалеты следовали один за другим, поселок пустел: многие, не выдержав, бросали все и уходили. Шли пешком, брали только то, что могли унести. Путь их лежал в Ингушетию. Бои приближались к Грозному, на занятых территориях города солдаты российской армии грабили мирное население, убивали кого ни попадя, не разбирая возраста, пола, национальности.

Весной 2001 года я пришла к русской женщине, ее звали тетя Галя. Зверства, творимые военными, сказались на ее душевном состоянии, она держалась настороженно, но соседка, знавшая меня, успокоила ее. Я попросила тетю Галю рассказать о том, что она испытала. Она пригласила меня в маленькую кухню-пристройку, поставила чайник на плиту, достала из шкафа варенье... «Господи! - вдруг вырвалось у нее. - И как земля носит таких зверей? Этим вареньем меня угощала соседка, они убили ее, за что, Господи?! Убили моих соседей, мы столько лет прожили, как одна семья!»
Потом, собравшись с духом, она заговорила уже спокойнее: «Где-то с сентября по декабрь 1999 года мы укрывались в подвале дома Абдул-Вагапа Тангриева на улице Державина. В этом подвале, кроме меня, ютилось еще около 12 человек, вместе с Тангиевыми. В начале декабря боевики ушли из поселка, они нам хотя бы помогали с водой, хлебом. А бомбежки не прекращались ни ночью, ни днем. Как мы выжили, не знаю. Потом пришли войска. Солдаты, техника - всюду. Они обосновались в гараже рядом с домом, где мы жили, оставаться там стало невозможно, и мы, все, кто там жил, решили перебраться в другое место. Ушли в подвал пятиэтажного дома по улице Пугачева, 144. Там, в этом подвале, нас уже было около пятидесяти человек: русские, чеченцы, ингуши и даже один дагестанец. В подвале на улице Державина оставались Абдул-Вагап, его супруга Хиржан и ее брат Исмаил. Их дочери Зайнап и Ханифа были с нами. В начале января к нам в подвал пятиэтажки пришел Исмаил с тремя российскими солдатами. Эти солдаты нам сказали, мол, «все будет нормально, скоро вы все сможете жить, как прежде, мирно». С тем и ушли.
На следующий день солдаты явились опять. На этот раз принесли нам консервы и сказали: «Недалеко отсюда, в метрах 500-600, лежат наши убитые и раненые. Вам их нужно забрать оттуда, а мы будем вас прикрывать». Они имели в виду, что боевики не станут в нас стрелять, так как мы мирные жители, а в случае, если все-таки будут, солдаты нас прикроют с БТРов. А если мы не пойдем забирать трупы, они пригрозили забросать подвал гарантами. Человек пять-шесть отправились с ними, дня три-четыре перетаскивали мертвых и раненых солдат. С мужчинами туда ездила и одна женщина, тетя Надя.
В один из январских дней мы с Зайнап и Ханифой решили пойти проведать их родителей. Вместе с ними оставалась и Валя, соседка наша. Было послеобеденное время, мы побыли с ними недолго, торопились вернуться в свой подвал дотемна. Покормив нас и дав с собой запас продуктов, Хиржан и Абдул-Вагап простились с нами. На следующий день мы снова решили повидать их, было что-то неспокойно: за ночь все могло случиться. Мы подощли к их двору где-то около 10 часов утра. Попытались открыть калитку, но она не открывалась. Мы стали кричать. Никто не отзывался. Тогда Зайнап перелезла через забор, и мы услышали ее крик. Она нам открыла. Убитый Абдул-Вагап лежал, прислонившись к стене, а мертвая тетя Валя - под столом на кухне, Хиржан и ее брата мы не нашли. А когда открыли дверь подвала, наружу вырвалось пламя. Тушить пожар было нечем.
Мы вынесли во двор отца Абдул-Вагапа. Ханифа позвала на помощь соседа. Он, боясь за нашу жизнь, сказал, чтобы мы поскорее ушли: погибших он пообещал сам захоронить во дворе. Мы вернулись в свой подвал, взяли документы и пешком стали выбираться из этого ада. Без малого 20 километров пришлось пройти под обстрелами. Но выбора у нас не было: одно из двух, либо добраться до Ингушетии, либо погибнуть. Мы выбрались, я жила в Ингушетии с Зайнап и Ханифой». И помолчав, заключила с горечью: «Бедные девочки, они своих родных потеряли». Эта русская женщина не делила людей по национальному признаку, для нее они все, ее бывшие соседи, были дороги.
Я шла вдоль улицы, мимо развалин и пепелищ, ища родственников погибших. Тетя Галя сказала, что кто-то из них живет в доме 166 по улице Державина. Я нашла это место. От того, что когда-то было домом, остались лишь обугленные, разрушенные стены. Повсюду битое стекло, черепица, покореженные двери, окна, груды битого кирпича, полуобгоревшие вещи, валяющие во дворе. Словно какая-то безумная сила все это крушила, жгла... Жуткая картина. Я окликнула, но никто не отозвался, и я повернула назад. Дошла до ворот. Они висели, покосившись и жалобно поскрипывая. Еще качались, потревоженные моей рукой, когда я входила сюда. Вдруг я остановилась: на фоне черной закопченной стены дома буйно зеленел куст дикой розы, среди его пышной листвы алел единственный нераспустившийся бутон, словно застывшая капля крови. Я смотрела на этот алый бутон, чувствуя в нем какую-то силу. Хрупкое создание природы пробивалось к жизни наперекор всему. Сколько же любви, нежности, стойкости дали ему те руки, которые посадили его и ухаживали за ним....
Позже мне довелось встретиться с сыном Абдул-Вагапа и Хиржан. Он был немногословен. Застывшая печаль в глазах, скупые фразы. Но оживал, рассказывая о матери и об отце, каждое его слово было полно нежности и почтения. Чувствовалось, как ему не хватает их. Он испытывал чувство вины перед ними. Наверное, у каждого из нас есть это чувство, когда мы теряем близких: всегда кажется, будто мы чего-то не сделали, что могло бы их спасти. Он жил в том самом дворе, где погибли его мать, отец и дядя, в уцелевшей жилой пристройке. У него остановился сосед Александр Петросян, который приехал из г. Минводы, куда уехал перед второй войной, его родителей солдаты сожгли в доме. Александр каждый день ходит в свой дом, который находится неподалеку, он ищет останки родителей среди мусора и золы, собирая их в кастрюлю.
Дочь погибших Зайнап не может забыть свой первый приезд в Грозный. Подойдя к воротам родного двора, она боялась толкнуть калитку. Нахлынули воспоминания, рыдания подступили к горлу. Ей потребовалось немалое усилие воли, чтобы войти во двор. Пережитое казалось страшным сном, она закрыла глаза, в глубине сознания мелькнула мысль: может, сейчас услышу голос мамы, отца?
Зайнап постояла немного, вздыхая запах цветущей сирени. Вспомнила, как они вместе с сестрой Ханифой и соседкой тетей Галей открыли тогда дверь подвала, где могли находиться родные, а оттуда повалил дым, обдало жаром огня, туда невозможно было спуститься. В отчаянии бросились на кухню... На полу лежал отец, она кинулась к нему, но расползающееся кровавое пятно не оставляло надежд. Рядом тлел матрац, на котором лежал отец. Они убили его выстрелами в голову. Обернувшись, она увидела тетю Валю, под ее телом тоже была огромная кровавая лужа...
Да, ее память запечатлела все детали того страшного дня. Она помнит, как сестра побежала сообщить соседям о случившемся, а соседка - в подвал пятиэтажки, где они ютились вместе с другими, как с тетей Галей пытались заливать подвал водой, но воды было мало, дыма становилось все больше, а ведь там мама и дядя... Не сдержавшись, Зайнап зарыдала. Так же, как рыдала в тот день, крича, взывая к Всевышнему.
Сестра, вернувшись от соседей, тогда урезонивала ее, призывая к выдержке, к тому же на крики могли обратить внимание солдаты, а свидетелей они не оставляли... Она снова видит, как тетя Галя и сестра заливают тлеющий матрас водой, разбивают окно, выбрасывают матрас на улицу. Вот это окно, его стекло было тогда все в трещинах от пуль... Она двигалась, словно во сне. Принесла одеяло, они вместе с сестрой и тетей Галей уложили на него уже начавшее коченеть тело отца. Хотела похоронить его, но сестра и тетя Галя настояли, чтобы уйти, оставаться было слишком опасно.
Вернулись в подвал пятиэтажки. Там все были потрясены, в панике. Кто мог идти, решили покинуть город, а кто-то задумал перебраться в другой подвал. Отца и тетю Валю наскоро предал земле сосед. Выбравшись из города в Ингушетию, Зайнап смогла вернуться на следующий день в Грозный с родственниками, чтобы забрать тело отца и похоронить в Ингушетии. Дом был полностью сожжен. Спустившись в подвал, она поняла, что невозможно найти останки матери и дяди: кругом одна тлеющая зола, присыпанная землей. Лишь спустя какое-то время удалось отыскать и похоронить то, что осталось от их тел.
Она вышла на крыльцо. Плитка, местами уцелевшая, торчала острыми краями. Зайнап осторожно присела на порог. Память не отпускала ее: вот этот двор когда-то был наполнен теплом и любовью, детскими голосами, смехом приехавших погостить племянников и племянниц. А это виноградная беседка, там широкий стол, за столом отец, шумная компания малышей обступила дедушку, наперебой спрашивая о чем-то, мать накрывает на стол, у нее на щеках разгорелся легкий румянец, глаза радостные, движения легки и плавны, она несет большую стопку лепешек, их аромат плавает в воздухе, а вот и дядя Исмаил, и соседи. Все собираются за столом одной большой дружной семьей... Картины прошлого разрывалы сердце Зайнап, из глаз ее текли слезы - горькие, горькие слезы.

За что, почему с нами сотворили такое? Мы ищем ответа на этот вопрос, обращаясь во все инстанции власти. Мы уповаем, что есть закон, который должен карать тех, кто совершает преступления, кем бы они ни были: солдатами, офицерами, генералами. Но так ли это? После затяжной судебной волокиты дочери убитых Тангиевых Абдул-Вагапа и Хиржан удалось обратиться в Европейский суд по правам человека. Да, вынесено решение о выплате компенсации в пользу заявительницы. Но будут ли когда-нибудь наказаны виновные в гибели ни в чем не повинных людей?..

Фото автора.