Зоя СВЕТОВА

В ноябре 2008 года, за два месяца до своей гибели, Станислав Маркелов выступал на митинге на Чистых прудах. Митинг был организован в защиту антифашистов. Маркелов был адвокатом нескольких членов этого движения, которых преследовали власти. Теперь, после его убийства, друзья вспоминают это выступление на митинге. Стас Маркелов как будто предчувствовал свою гибель. Для многих его выступление стало своего рода завещанием: «Я устал. Я устал встречать своих знакомых в криминальных хрониках. Это уже не работа. Это вопрос выживания. Нам нужна защита от нацистов, нам нужна защита от мафиозных властей, от правоохранительных органов, которые часто просто прислуживают им. И мы прекрасно понимаем, что, кроме нас самих, нам больше никто никогда эту защиту не даст. Ни Бог, ни царь, ни закон - уже никто, только мы сами». Я познакомилась со Стасом Маркеловым лет восемь назад. Тогда он защищал Анну Политковскую от угроз майора Сергея Лапина, сотрудника сводного отряда милиции Ханты-мансийского округа, пытавшего задержанных в Октябрьском РОВД города Грозного. Маркелов вместе с Политковской добился, что Сергей Лапин был осужден в Грозном за то, что запытал до смерти Зелимхана Мурдалова. Это второй после дела Буданова случай, когда российский военный, служивший в Чечне, понес уголовное наказание за преступление против мирного населения.

«Я должен взять на себя функции правоохранительных органов»...

Стас всегда очень убедительно доказывал, что его подзащитные невиновны, в отношении них происходит явный беспредел, поэтому нужно им срочно поПравда, в последние месяцы я ему часто звонила, брала комментарии по разным юридическим вопросам, а 22 декабря прошлого года мы впервые за три года увиделись на «круглом столе» в Доме журналистов. И перекинулись парой слов. Сейчас, вспоминая эту встречу, становится ужасно обидно: почему я не расспросила Стаса о том, о другом, о третьем... Через несколько дней стало известно, что Димитровградский суд поддержал ходатайство Юрия Буданова об условно-досрочном освобождении. Комитет «Гражданское содействие» заключил с Маркеловым договор на защиту в суде интересов семьи Эльзы Кунгаевой. Стас обжаловал решение суда и задержал на несколько дней выход Буданова на свободу.
После новогодних праздников, несмотря на то, что жалоба семьи Кунгаевых не была рассмотрена, Юрия Буданова освободили. Я звонила Стасу 15 января, чтобы получить его комментарий. Он сказал мне тогда то же самое, что говорил десяткам других журналистов, которые терзали его в тот день своими вопросами. Так же четко свое отношение к незаконному выходу Буданова Стас Маркелов высказал и на последней в своей жизни пресс-конференции 19 января 2009 года за час до того, как его убили.
Сегодня, когда читаешь последнее выступление Стаса, невольно ищешь в нем разгадку его гибели. Тем более, как рассказали мне сотрудники информационного пресс-центра, где проходила пресс-конференция, Стас опоздал на нее и вел себя не совсем обычно. Конференция должна была начаться в час дня, но гдето в час пятнадцать Стас неожиданно позвонил и сказал, что заблудился и никак не может найти дорогу. Сотрудники пресс-центра удивились, потому что Маркелов много раз бывал у них и особенно в последнее время проводил именно там свои пресс-конференции. Когда Стас все-таки пришел, он признался: «Что-то не идут мои ноги к вам. Наверное, замучил меня этот Буданов». Потом он вышел к журналистам и заявил:
«Если бы сторона потерпевших не имела права обжаловать решение суда, то Буданова бы выпустили 3 января. Раз его не отпустили, значит, на тот момент суд решил, что потерпевшая сторона имеет право подавать жалобу. В УПК четко написано, что любые участники процесса имеют право обжаловать решение суда. На мои вопросы относительно освобождения Буданова Димитровградский суд отвечал по факсу. Я вообще не понимаю - когда это официальная переписка велась по факсу? Вместо того, чтобы посылать официальный документ с печатями, мне его отправляют по факсу. Кому это выгодно? Как ни странно, Буданову это не выгодно. Потерпел бы еще немного и легально бы вышел на свободу. Не выгодно это и суду - так подставляться. Если говорить о политических силах, я уверен, что разным группам, симпатизирующим Буданову, это тоже не выгодно. Буданов им нужен как герой, а не как раскаявшийся преступник. Это не выгодно и прокуратуре, которая играет в молчанку. Вы хоть одно заявление от них слышали? Такое ощущение, что они сами подталкивают общественное мнение к мысли, что это заказ.
Не нужно забывать, в каких условиях начиналась дело Буданова. Восемь лет назад за справедливостью люди в Чечне не обращались в суд, а шли в лес. Потом обстановка постепенно начала немного меняться сколько усилий на это было положено, сколько труда, чтобы люди обращались не к сепаратистам, а в суды! Поэтому в контексте дела Буданова более наглой демонстрации того, что зря вы это делали, трудно представить... Кому это нужно? Тем, кому выгодно, чтобы российские правовые институты на Кавказе не установились. Раз правоохранительные органы бездействуют, я вынужден взять на себя их функции...»
Потом Стаса вместе с журналисткой Анастасией Бабуровой, с которой они, не успев договорить на пресс-конференции, вместе вышли на улицу, расстрелял на Пречистенке неизвестный убийца...
После похорон Стаса, разбирая свой архив, я наткнулась на одно из дел, которое он мне передал, а я написать о нем не успела.

Дело Заура Мусиханова
Коротенькое письмо, набранное на пишущей машинке, - рассказ жителя города Урус-Мартан Заура Мусиханова. Это письмо он написал своей жене Зулай. Она перепечатала его и послала Стасу Маркелову, который взялся вести дело ее мужа в Верховном суде России. Вместе с письмом Стас передал мне краткую справку о Мусиханове, приговор, вынесенный Верховным судом Чеченской республики от 24 сентября 2004 года в отношении него, и свою надзорную жалобу в президиум Верховного суда России.
Теперь, когда Стаса Маркелова нет, мне стыдно, что тогда я невнимательно отнеслась к этим документам и толком не прочитала то самое письмо Заура Мусиханова. Мне очень хочется привести его здесь полностью. Потому что историю Заура мы должны услышать от него самого.
«Вступив в группу НВФ, я 12 числа получил автомат, а 15-го совершено то преступление. Я был новый в этой группе. За свои 23 года я ни разу не был в том селе, чтобы меня обвинили. Вина моя в том, что охранял Ойбаева и Мухтарова на окраине их села. И суд и эти двое парней прекрасно знают, что я их пальцем даже не трогал, помог им спасти их жизнь, лично сам отвел их к этой женщине Зинаевой и попросил ее приютить их до рассвета, хотя я мог поступить иначе, Зулай, моя совесть чиста.
Как бы суд меня ни наказал, я не виноват в преступлении, я в жизни не грабил, не убивал, не похищал. И не участвовал ни в одной операции, где были тяжкие преступления. Я вполне понимаю, что бандитизм и НВФ (участие в незаконных вооруженных формированиях Ред.) - это два совершенно разных преступления и задачи в них разные. С этими двумя парнями я общался. как с хорошими знакомыми, я никогда не был в маске, говорил им, откуда я, чей родом, где я живу. Ты же все слушала в суде, Зулай!
Я объяснял, что меня толкнуло пойти в группу НВФ. 2 октября 1999 года я и моя семья в один день похоронили 8 душ убитых, среди которых были моя тетя родная - ей 37 лет, сестра -16 лет, дядя - 40 лет, племяннику 3 года и ряд родственников. Их убили, когда они сидели в подвале. 8 убитых и 7 раненых. Я со своими родителями и раненым двоюродным братом, который не мог вставать на ноги 6 месяцев, выехали в Ингушетию. Еще плюс к этому, у нас есть удочеренная девочка, которая из-за этих событий осталась круглой сиротой. Родители ее - в списке без вести пропавших. И таких случаев сотни и тысячи в Чечне. Я говорил суду: «Ваша честь, я хочу спросить Вас, кто лично нам ответит за смерть наших восьми человек, кто вернет искалеченные жизни и души наших раненных? В чем была их вина? Ведь это были люди, самые мирные жители села, которым было от 3 до 45 лет». А как им всем хотелось жить! Например: Буданов - полковник. Полковник невменяемым не бывает, ему за столь жестокое убийство и изнасилование дали 10 лет. А мне за что 9 лет? За то, что я строил блиндаж? А ведь Ульмана -оправдали! Кто из нас преступник? Есть ли разница между мной и ими? Разница в том, что я - чечен. Но я горжусь своим происхождением. Это, как говорил генерал Громов, - «коммерческая война». Без доказательств, на обманной почве, нас, осужденных, отсылают по этапу. Бог не простит это. Правда восторжествует. Чиновникам нужна Чечня без чеченцев. Но раз судите, дайте срок за содеянное. Я вполне понимаю, что мне больше пяти лет не полагалось, так говорил мне следователь Щукин. Тот срок, который я получил, «подарил» мне судья Солтамурадов. Если мы боремся за мир и процветание Чечни, то скажите мне, где летчики, которые бомбили наших мирных жителей? Где солдаты, которые по приказу своих офицеров уносили наши ковры и золотые вещи? А когда это воровство обнаружилось, вместо офицера обвинили простого солдата и посадили его за мародерство. Этот солдат сидел в Грозном в СИЗО N 1, если ты помнишь, Зулай. И сколько безвинных сидят. Это ужас дикий. Кому ты это докажешь? Кто тебя слышит? Но ничего, Зулай, жди! Не проливая слез. Главное - моя совесть чиста перед Аллахом, перед тобой, перед народом. А то, что был, вернее, числился в этой группе, не беда. Живы будем, все образуется! Тяжко видеть, когда родные вам люди становятся вам злейшими врагами. Это очень тяжело. Все будет ясно, когда уляжется эта пыль. До встречи! Заур». Странная амнистия Верховный суд Чечни приговорил Мусиханова к девяти годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима. Его признали виновным «в участии в банде, совершении убийств сотрудников милиции и мирных граждан в селе Мартан-Чу в ночь с 3 на 4 июня и в ночь с 15 на 16 августа 2002 года ». В своих жалобах в Верховный суд адвокат Маркелов обращал внимание, что сам Мусиханов вступил в вооруженное формирование 7 августа 2002 года, что видно даже из текста приговора Верховного суда Чечни. Ни о каком убийстве сотрудников милиции и мирных граждан в приговоре также не говорится. Кроме того, 6 июня 2003 года было вынесено постановление Государственной Думы «Об объявлении амнистии в связи с принятием Конституции Чеченской республики ». Так что Мусиханов, который в феврале 2003 года добровольно пришел и сдался в местные органы милиции и указал место, в котором хранил автомат, подпадает полностью под действие этой амнистии. Он пробыл в «лесу» всего полгода, никаких серьезных преступлений совершить не успел, принимал активное участие в действиях отряда только в августе 2002го и оставался на базе этой вооруженной группы лишь до октября того же года. По мнению Маркелова, сторона обвинения намеренно приписала Мусиханову участие в банде, чтобы его не освободили по амнистии. При этом в качестве реального обвинения Мусиханову инкриминировали хранение оружия и незаконное лишение свободы, заключавшееся в том, что на короткий срок он задержал двух жителей села, чтобы они не сообщили федералам о приходе в село сепаратистов. Маркелов считал, что оба эти состава преступления подпадают под амнистию. Тем более, что на суде Мусиханов полностью признал свою вину. «В составе вооруженного формирования он находился лишь около двух месяцев и за это время успел вырыть окоп, куда бегал с автоматом, но никаких серьезных преступлений за ним не числилось, даже по данным наших силовых структур, - объяснял Маркелов в одном из интервью историю Мусиханова.- В этом случае можно доверять их информации, так как понятно, что наши силовые структуры не стали бы обелять чеченца. Чем это дело уникально? Узнав об амнистии, он пришел в милицию и написал заявление. Однако вместо амнистии был объявлен бандитом и получил длительный срок лишения свободы - 9 лет. За что он сидит, совершенно непонятно, все оправдывающие его сведения отражены даже в приговоре суда. Более того, прошла вторая амнистия, в которую должны были быть включены статьи, которые были ему вменены. Самое удивительное, что суд просто забыл о состоянии амнистии и узаконил практику ее выборочного применения». Сейчас дело Заура Мусиханова зарегистрировано в Европейском суде по правам человека. Когда будет вынесено решение, никто не знает. Сегодня коллеги-адвокаты, правозащитники и друзья Стаса спрашивают себя: кто будет вести те дела, которые он не успел довести до конца? Кто заменит его? Кто так же, как Стас, смело и мужественно возьмется за безнадежные дела, не сулящие денег и официального признания? Кто будет, как он, ежемесячно ездить в Чечню, рискуя собой, защищать жертв произвола? Когда в конце декабря прошлого года Светлана Ганнушкина позвонила Стасу с вопросом, кого бы он мог предложить в качестве защитника семьи Кунгаевых, Маркелов сказал ей: «На такое дело я могу предложить только себя». А дядя Стаса, сам бывший судья и адвокат, рассказал мне на похоронах, что всегда предупреждал племянника: быть адвокатом со стороны потерпевших - очень опасно. Ведь среди тех, кто виноват перед ними, много мстительных людей...» Елена САННИКОВА Первый раз я увидела Станислава Маркелова на пресс-конференции по делу Буданова, которая проходила в Москве 27 июня 2002 года в Независимом пресс-центре (на фото справа). Тогда пресс-центр находился еще на Тверском бульваре в Институте развития прессы. Пресс-конференция проводилась в связи с тем, что адвокаты Хамзаев и Маркелов, только что вернувшиеся из Ростова-на-Дону, накануне демонстративно удалились из зала суда, поскольку суд, не выслушав их ходатайств, объявил о переходе к прениям сторон. Не было смысла, объяснили адвокаты, участвовать в прениях, когда не выслушаны основные показания по делу, не опрошены главные свидетели, не завершено судебное следствие. Помимо Абдуллы Хамзаева и Станислава Маркелова, на пресс-конференции выступали правозащитники Людмила Алексеева и Светлана Ганнушкина. Станислав Маркелов говорил о том, что мотивы мести всегда считались отягчающим обстоятельством в юридической практике. На суде же Буданова о мести толкуют, как о смягчающем обстоятельстве, местью пытаются оправдать действия полковника, и это юридический казус, безумный поворот в самой концепции правосудия. «Право и месть - это несовместимые понятия», - говорил Маркелов. Оправдывая действия Буданова мотивами мести, защитники полковника совершают как раз то, в чем обвиняла российская пропаганда чеченцев, повествуя об институте кровной мести и власти шариата. С того момента, когда он включился в процесс в качестве второго адвоката потерпевших, Станислав Маркелов, очевидно, успел сильно досадить защитникам Буданова. «На суде так часто произносили мою фамилию, что я уже не мог понять, кого судят: Буданова или меня », - сказал Станислав. После пресс-конференции я разговорилась со Станиславом Маркеловым, взяла его телефон. Мне понравились его отзывчивость, искренность, доброта, какая-то не свойственная обычно адвокатам непосредственность и открытость. В неизменном присутствии в нем этих качеств я убеждалась и годы спустя, каждый разговор со Станиславом Маркеловым всегда оставлял во мне светлое и приятное впечатление. Позже я с грустью узнала, что Хамзаев с Маркеловым не сработались в этом процессе и разошлись по какой-то неведомой мне причине - две яркие личности, сильные индивидуальности, оба настоящие адвокаты. Но в тот день они были вместе. Хамзаев и Маркелов рассказывали нам, что в процессе Буданова судья и прокурор стояли на стороне подсудимого, притом откровенно, не стараясь соблюдать хотя бы видимость объективности. Их, адвокатов семьи Кунгаевых, не только перебивали и лишали слова, но и постоянно в чем-то обвиняли. А речь прокурора была построена таким образом, что после него адвокатам Буданова уже нечего было сказать: прокурор сначала перечислил все смягчающие обстоятельства, а потом попросил снять все обвинения, кроме превышения служебных полномочий, и выпустить подсудимого из-под стражи в зале суда. У недостаточно информированной публики до сей поры сохраняется устаревшее представление, будто адвокат - мирная профессия. Но не удивительно, что участие в таком процессе, как дело Буданова, роковым образом сказалось на здоровье Абдуллы Хамзаева. Но кто мог предположить тогда, что и молодого, энергичного Станислава Маркелова это дело достанет рикошетом: что погибнет он шесть с половиной лет спустя, возвращаясь из того же Независимого прессцентра с пресс-конференции на тему того же дела Буданова, где он выступал как адвокат перенесшей неисцелимое горе семьи Кунгаевых. «Виса Кунгаев сказал мне, что гибель Станислава воспринята ими, родителями Эльзы, как личное горе наравне с гибелью дочери», - сказала Светлана Ганнушкина на вечере памяти Станислава Маркелова.