|
ПРИЗНАНИЕ…
 Один из счастливейших дней в моей жизни - 2 февраля 1990 года. Мне дали оператора - самого Бельфера, он считался лучшим оператором на Гостелерадио ЧИАССР. И назначили день для съемок. Меня ждали первые самостоятельные съемки в информационной программе «Зама» под руководством Лилии Аушевой, моей первой наставницы в журналистике. Я ликовал! Быстрым шагом я направился в сторону моста через Сунжу, это был самый короткий путь, соединяющий парк Кирова, где находился телецентр, с центром города. Подходя к мосту, я приметил изящную, нарядную женскую фигурку, пленявшую какой-то особенной грацией движений, гордой и легкой поступью. Белоснежная дубленка «а-ля Снегурочка» облегала стройный стан незнакомки, высокие каблучки звонко цокали по металлическому мостику. Я был молод, недурен собой (во всяком случае, так думал о себе), да и парил в тот момент на крыльях мечты: мне уже грезилась блистательная карьера телезвезды. «Начнем покорять сердца поклонниц», - промелькнула в голове шаловливая мысль, и я устремился вдогонку за этим прелестным созданием! Совсем уже приготовился обогнать, завязать разговор, начав с какой-нибудь банальной фразы типа «А не страшно такой молодой девушке…», но тут дыхание перехватило, и из моих уст раздалось невразумительное мычание. Я узнал ее! Дурацкая фраза застряла в горле, я онемел от ужаса. А она, не сбавляя шага, шла дальше, плавно, царственно неся свой горделивый профиль. Наконец мне удалось пролепетать что-то похожее на «Де дика хуьлда хьан!»Не удостоив меня даже взглядом, она грудным голосом обронила: «Далла везийла!» Услышав ответное приветствие, на которое не смел рассчитывать, я совсем ошалел и, замешкавшись, споткнулся на последней ступеньке. Тут она оглянулась. Эта маленькая женщина умудрилась взглянуть на вконец растерявшегося юношу «сверху вниз», и вдруг тень улыбки промелькнула на ее губах. Только что готовый провалиться сквозь землю от смущения, я, неожиданно для себя, стал рассыпаться в комплементах, уверяя звезду, что давно являюсь ее верным поклонником.  Она «скромно» ответила: «Ты не один». Короткая холодная фраза вмиг отрезвила меня, но мысль, что за мостом ее могут ждать, что такая удача – поговорить с ней, никогда больше не выпадет, придала мне отваги. «А все же так, как я, вас никто не любит!» - выпалил я. Лукавая искорка блеснула в ее иссиня-черных глазах. Лед был растоплен. Я увереннее зашагал рядом со Звездой, восторженно любуясь ею, ловя каждое слово. «Когда-нибудь, - мелькнуло в сознании, - я поведаю целому свету, как я встретился с кумиром того времени!». Легендарная, неповторимая Марьям Айдамирова!Это имя и сегодня будит светлую, не остывающую радость в сердце каждого, кому довелось ее знать, слышать ее голос, видеть ее тонкие, изящные пальцы, виртуозно перебирающие клавиши гармони… Итак, мы пошли вместе. Потеплевшим голосом она спросила, как зовут, где работаю. Я рассказал о себе, о предстоящей через несколько дней съемке во Дворце Пионеров. Судьба в тот день явно благоволила ко мне: оказалось, Марьям приглашена на праздник, она там будет! Но очередная глупость, которую я сморозил, чуть не испортила все. Когда подошли к трамвайной остановке, я поинтересовался маршрутом. «На трамвае ездят пенсионеры», -- отрезала она. И прошествовала мимо трамвайных путей – я, естественно, продолжал сопровождать ее. Перед главным корпусом университета тусовались студенты – шумный цвет нашего юношества. Веселая толпа сновала взад-вперед и шумно галдела. Но вдруг, как по мановению волшебной палочки, гул стих, молодежь расступилась, и мы с Марьям оказались в живом коридоре. Слова приветствия летели со всех сторон, она отвечала легким кивком. Меня распирала гордость от сопричастности этому обожанию, которое потоками изливалось со всех сторон. Я вертел головой, пытаясь поймать завистливый взгляд. Как же глуп я был! Все смотрели только на нее, что я значил рядом с ней? Ни до, ни после мне больше не приходилось видеть толпу, охваченную такой единодушной, возвышающей любовью к творческой личности. Она никогда не была носителями кем-либо назначенных титулов, а воистину Народной Артисткой.! Мы прошагали от телецентра до Дома моды через проспект Ленина (как я впоследствии узнал, это была ее любимая улица). Вконец «обнаглев», я без умолку засыпал ее вопросами: было интересно все. Увы: нечего и думать втиснуть такой разговор в тесные рамки статьи. Около булочной напротив Дома моды, Марьям сказала: «Вот мы и пришли». Я стал прощаться. Она пригласила в гости, но я воспринял это как дань традиционной учтивости, злоупотребить которой с моей стороны было бы неделикатно. Я боялся прогневить судьбу, щедрую ко мне в этот день. Забормотал какие-то вежливые отговорки, и мы расстались. Я еще долго стоял, глядя ей вслед, хмельной от счастья, нежданно свалившегося на меня… Много лет минуло с тех пор, и каких лет! Столько всякой всячины безвозвратно ушло из памяти, позабылось, как-будто и не было. Но ту первую встречу с королевой чеченской эстрады помню так отчетливо, будто это было вчера. Каждое мгновение помню, каждое слово, сказанное ею. Потом мы подружились - осмелюсь утверждать это. Да, Марьям Айдамирова удостоила меня своей дружбы и доверия. Но и в этом везенье таилась капля горечи: со временем я узнал, что в ее жизни было не только неслыханное для вайнахской певицы признание, популярность, море цветов, восторги прохожих на улице, которые нередко бросались к ней, спеша выразить, как она им дорога. Мы часто бродили по городу вдвоем, я был свидетелем этих излияний, доставлявших артистке огромную радость, о которой ее почитатели, возможно, и не догадывались, с такой царственной сдержанностью она благодарила за комплименты. И все же Марьям, победоносно прекрасная, и в будни праздничная с виду, тайно носила в душе груз утрат, страданий и разлук, измены и предательства, выпавших на ее долю. Она не любила вспоминать прошлое – не в ее натуре было попусту бередить старые раны. Но иногда ее прорывало. Когда грянула депортация 44-го, Марьям было 18 лет. Ей, как и всем чеченцам, пришлось испытать холод, голод, потерю родных и близких. Она даже успела посидеть на нарах. Это, конечно, не могло не оставить суровый след в ее сердце. Те, кто впервые с ней сталкивались, робели. Немного нарочитая холодность была ее броней, способом самозащиты от назойливых «мух». Но потом, когда этот лед таял, она становилась безумно женственной, даже сентиментальной. А уж эффектной была всегда! Ее элегантность, не изменявшая ей ни при каких обстоятельствах, безукоризненно уложенная прическа, манеры – все в ней выдавало «породу». Она умела быть на высоте не только перед многолюдным залом, но и в любой момент повседневной жизни: никогда не позволяла себе расслабиться. Таких женщин обожают герои и ненавидит плебс. Простая и одновременно недоступная Марьям Айдамирова, она теряла самообладание лишь в одном единственном случае: если заходила речь о ее сыне Алике, погибшем в 13 лет – нелепо, от несчастного случая. При этом воспоминании у нее слезы катились градом. Говорят, время – лучший лекарь, но нет, оно так и не смогло исцелить эту кровоточащую рану в ее сердце. Трагедия произошла 21 декабря 1973 года во время ее гастролей за пределами республики. В течение двух дней министр культуры ЧИАССР Ваха Татаев разыскивал ее, чтобы она успела попрощаться с сыном… Она тяжело заболела, перенесла сложную операцию. Врачи запретили выходить на сцену, и даже брать тяжелый аккордеон в руки… Но это было не для Марьям. Воля и работоспособность певицы потрясали. Талант сочетался в ней с профессионализмом высочайшего класса. Недаром залы всегда были переполнены на ее концертах. Этот богатый, нежный и вместе с тем мощный голос буквально завораживал. Душа народа, в величие которой она безмерно верила, раскрывалась в ее песнях. Она пела, не потакая вкусам черни, а обращаясь к тем, чья духовная высота была для нее непреложна. Да простят меня «толпы» современных эстрадных вокалистов обоего пола, имитирующих под «фанеру» русифицированный чеченский фольклор, спеша оглушить, одурманить публику ритмами, беготней по залу и пестротой нарядов. Одним удается лучше, другим хуже, но во всем этом сквозит дешевка, до которой Марьям никогда бы не снизошла. Когда она растягивала меха своей гармони, равной ей не было. А как она танцевала! Седовласые чеченцы вставали со своих мест, когда она, распахнув руки, словно крылья орлицы, выходила в круг. Не было равных Марьям, нет, к сожалению, и сейчас. Мельчаем, наверное, потихоньку в погоне за рублем, забывая, что талант – это сокровище духа. Она была поистине отмечена Богом – кто слышал и видел ее, не станет со мной спорить. Начало 90-х все помнят как пору митингов. Как-то вечером, возвращаясь с работы, на площади перед зданием бывшего Совмина я заметил Марьям. Стоя в сторонке, она застывшим взглядом смотрела на толпу митингующих. Я с улыбкой спросил: «Марьям, ты тоже на митинг пришла?» Она, не оглядываясь, ответила: «У меня предчувствие беды…Это уже было в моей жизни, не хочу повторения…Идем отсюда!» В тот вечер мы долго гуляли по центральному проспекту Грозного. Она выглядела встревоженной, огорченной, что-то с ней происходило… Деятели культуры, искусства, большинство творческой и научной интеллигенции в те годы оказались в тяжелом положении. Хотя и в этой среде, разумеется, находились гибкие личности, готовые подладиться под любую власть. Иные из них заодно со многими общественными и политическими деятелями, помнится, приходили в неописуемый экстаз от картин, стихов и даже галушек первой леди. Настала эпоха всеобщего преклонения перед эрзац-искусством, духовность поглощалась материальным… Марьям была из другого теста, ее оттеснили. Вечная наша беда сводится к старинной пословице: «Что имеем, не храним, потерявши - плачем». Лишь после ухода Айдамировой люди снова, кажется, начинают понимать, как много она для них значила. А тогда… Марьям уже не давала концертов. Это не могло не угнетать артистку, привыкшую к сцене, к страстному отклику своей публики, к работе до изнеможения.. Пожалуй, единственным утешением для нее стали в то время концерты Тамары Дадашевой, творчество которой она ценила. Под занавес Дадашева приглашала Айдамирову на сцену, и та мгновенно блистательно молодела, куда только девались годы? Она вновь владела сердцами сотен своих земляков, которые боготворили ее талант, ее песни, ее дар неиссякаемой любви к тем, ради кого она творила. Марьям Айдамирова могла бы жить, утешая и радуя людей, еще долго. Она ушла от нас в 66 лет… Тихо и незаметно. А ведь с ней ушла целая эпоха национальной культуры. Может, когда-нибудь мы в полной мере осознаем, чем была для нас ее жизнь и ее смерть. И будут наши дети учиться в музыкальной школе имени великой, не побоюсь этого слова, чеченки, выразившей в песнях дух своего народа, своей непобежденной Чечни. Непобежденной и непобедимой, ибо духу расправа не страшна.
Исрапил Шовхалов. |