ЛИСТАТЬ ЖУРНАЛ >>

АРХИВ > ДОШ # 2/2003 >

КРОВАВОЕ ЗАРЕВО ХАЙБАХА

Степан КАШУРКО  (стр. 4-11)

Степан КАШУРКО

Г. Т. Береговой о Степане Кашурко

ДОРОГАМИ ПАВШИХ ГЕРОЕВ...

Степан Савельевич Кашурко – руководитель поискового центра "Подвиг" Международного союза ветеранов войны Вооруженных Сил. Три десятилетия ведет он неустанный розыск безвестных героев Великой Отечественной войны. Благодаря его труду только теперь через полстолетия, люди узнают о трагической и героической судьбе своих отцов, братьев, мужей и сыновей.

"Пропал без вести" – страшный приговор, который вынесла война миллионам советских солдат, оставив лишь робкие лучи надежды семьям и их потомкам. Ведь не секрет, что до сих пор люди не перестают ждать весточки от родного человека и, понимая несбыточность такой мечты, желают хотя бы узнать, где, на чьей земле он похоронен, чтобы хоть раз прийти к его могиле с цветами и вдоволь выплакаться, рассказать ему, как все послевоенные годы без него мыкалась вдова, как детей растила, сколько горя повидала.

Половину всей прожитой жизни Степан Кашурко - журналист, офицер Военно-Морского Флота в отставке, посвятил благородному делу розыска безвестных героев, не вернувшихся со второй мировой... Его главное призвание – помогать людям, снимать мучительную тяжесть с их душ.

Первые шаги в поисковой работе он сделал в начале 60-х годов под руководством прославленного полководца – Маршала Советского Союза, дважды Героя Ивана Степановича Конева, в то время председателя Центрального штаба Всесоюзного похода по местам былых сражений. Но главное, сам С. Кашурко стремился сделать все от него зависящее для увековечения светлой памяти тех, кто в суровую пору Отечественной войны грудью защитил нас, а сам, к великому сожалению, оказался незащищенным. Для этого журналисту-следопыту пришлось пройти не только тысячи былых фронтовых дорог и партизанских троп, исследовать тысячи затерявшихся в военных архивах документов, но и преодолевать чиновничье равнодушие иных должностных лиц. Ему приходилось извлекать останки погибших солдат из болот, снимать со скал, выкапывать из пещер. К примеру, под Новороссийском, на так называемой "Малой земле", со скал горы Колдун было снято более ста останков бойцов и командиров. Жуткое зрелище. Скелеты десятилетиями висели на ремнях и плащпалатках, зацепившись за скалы и проволочные заграждения.

Установить личность погибшего воина удается при помощи найденных капсул (паспортов смерти) с краткими анкетами внутри, солдатских писем-треугольничков, а также чудом уцелевших документов в военных и других архивах.

Был и такой случай, когда по письму Степана Кашурко на собственные похороны под Смоленск приехал инвалид войны. Найдена была капсула вместе с его оторванной ногой. Кто бы мог подумать в момент находки "паспорта смерти", что его хозяин остался жив?

Приходилось испытанному следопыту разрешать и весьма сложные задачи. Например, в год 40-летия Победы в Дмитровском районе Орловской области на заболоченном берегу реки Нерусса из воронки от авиабомбы, куда фашисты после жестокого боя сбросили тела 125 советских бойцов и командиров, Степан Кашурко с помощью жителей извлек останки всех убитых и установил их имена.

А в Харькове он совершил поистине героический поступок. Получив сигнал, что на городском кладбище в могиле Неизвестного солдата находятся останки воина с документами, он, не добившись от властей разрешения на эксгумацию, пошел на смелый шаг: ночью раскопал могилу и изъял из гроба документы. Они принадлежали командиру противотанкового орудия, сержанту, якуту Григорию Окорокову. В результате этого рискованного поступка Степана Кашурко якутский народ нашел своего героя, а харьковчане потеряли могилу Неизвестного солдата. С. Кашурко восстановил имена и выяснил судьбы более 150 тысяч бойцов и командиров Красной Армии, прежде считавшихся пропавшими без вести. Причем всю работу он ведет на общественных началах, используя для хранения найденных солдатских документов и редких реликвий в основном свою квартиру.

Степан Кашурко и дальше продолжает свое святое дело. Я уверен, что новые имена безвестных советских солдат будут вырваны из небытия, и вечная слава осенит их своим крылом.

Со всех концов нашей бывшей необъятной страны ему идут письма, раздаются телефонные звонки с просьбой о помощи в розыске близких. А благодарности, награды?

"Дорогой товарищ Кашурко! Пишут Вам девяностолетние родители матроса Василия Коростова.

Получили от Вас телеграмму, что нашли могилу нашего родимого сыночка. Сколько волнений пережито за 46 лет ожидания. Куда только ни писали, ответ один: "Пропал без вести". Пропал, и все тут! Не верилось – не мог богатырь такой, как наш Вася, исчезнуть бесследно с земли русской. Дали мы обет не умирать, пока не узнаем, что с ним. И дождались! Нашлась могила сыночка. Значит, погиб он героем.

Кто Вы, товарищ Кашурко? Из телеграммы не видно. Но кто бы Вы ни были – для нас Вы родной и близкий человек.

Низко кланяемся. Счастья, здоровья Вам. Приносите такие вести и в другие исстрадавшиеся семьи. Пусть знают, где споткнулось счастье их сыновей, отцов и братьев.

Да хранит Вас Господь!"

ЕСТЬ ЛИ НАГРАДА ВЫШЕ?

Всему миру известно об изуверском сожжении эсэсовцами 22 марта 1943 года в Белорусской деревне Хатынь 149 жителей, младшему из которых было всего семь недель.

Но мало кто знает о еще более чудовищном преступлении, тщательно скрываемом властями, которое было совершено через год, 27 февраля 1944 года, в чеченском высокогорном ауле Хайбах, где свои "родные" сталинские палачи заживо сожгли 705 жителей, младшим из которых не было и одного дня!

О дичайшем геноциде в Хайбахе мне стало известно во время похода по былым фронтовым дорогам Великой Отечественной войны. И, видимо, Господу Богу было угодно возложить на меня чрезвычайную обязанность – первым задокументировать зверское преступление ХХ века и рассказать о нем всему человечеству с тем, чтобы подобный страх господний не повторился нигде и никогда. И за это доверие я весьма благодарен Всевышнему.

Так слушайте же, люди, исповедь мою, печальную и скорбную. Узнайте, какие пути-причины привели меня в этот несчастный Хайбах, где вместе с очевидцами, родными и близкими жертв я услышал и увидел, пропустил через сердце неслыханную доселе трагедию ни в чем не повинных и беззащитных людей.

Слушайте исповедь страшную, рвущуюся из глубины души к вам, читатели, и туда – в бездонную глубину небесного царства, к Создателю, чтобы во всей Вселенной узнали о тех страдальцах, кому суждено было принять мученическую смерть от своих доморощенных палачей.

Слушайте сердцем выстраданную исповедь, которую 13 лет терпеливо таил в себе в надежде прихода разумного конца призраку сталинско-бериевской политики, варварской политики, дух которой до сих пор витает над многострадальной Чечней, и ныне истекающей кровью.

Когда же все это кончится?..

ПО СЛЕДАМ РАЗВЕДЧИКА ГЕНЕРАЛА РОКОССОВСКОГО...

На бывших фронтовых дорогах во время поиска мне встречалось всякое – героическое и трагическое. Но то, что я увидел на Украине у старинного города Новгород-Северский, встретилось впервые.

На обрушившемся во время весеннего половодья склоне некогда крутого берега красавицы Десны (притока Днепра) виднелись скелеты коней в седлах, останки их хозяев – кавалеристов в кавказских бурках и с саблями. Редкое зрелище! Как выяснилось, это были разведчики 2-го гвардейского Кавказского кавалерийского корпуса, геройски погибшие в бою с превосходящими силами гитлеровцев 12 марта 1943 года, выполняя в тылу врага особое задание командующего Центральным фронтом генерала Рокоссовского.

Тщательно обследовав останки одного из героев, я обнаружил: медальон (смертный, как их называли), фотокарточку, вырезку из армейской газеты "Вперед", неотправленное письмо матери Зане в Хайбах и листовку, призывающую немцев сдаваться в плен. (Столь редкое среди чеченок женское имя на моем поисковом пути мистически повторилось: мать Даши Акаева тоже звали Зана!)

Эта редко встречающаяся находка была упакована в непромокаемый индивидуальный медицинский пакет, принадлежавший гвардии старшине, командиру взвода конной разведки 3-й гвардейской кавалерийской дивизии 2-го гвардейского Кавказского кавалерийского корпуса Газоеву Бексултану Газимахмовичу.

В медальоне и в неотправленном письме-треугольничке значился адрес: ЧИАССР, Галанчожский район, селение Хайбах Начхоевского сельсовета.

С большим волнением читал я заметку "Кавказские рыцари" из армейской газеты "Вперед". Начиналась она подзаголовком: "Лихие рубаки отец и сын Газоевы. Их сабли остры и кони быстры". Вот что в ней писали:

"Великая Отечественная война свела в один Н-ский полк чеченцев - отца Газимахма и сына Бексултана Газоевых из высокогорного аула Хайбах, где живут счастливые скотоводы на зеленых альпийских лугах, выращивая тонкорунных белых овец, а над ними парят зоркие орлы да перистые облака в голубом небе. Отец добровольно прибыл на фронт к сыну с доморощенными скакунами по кличке Аргун и Хайбах…

Как две капли лучезарного кавказского вина, отец и сын схожи во всем. Статные, красивые, сильные, ловкие и добрые. Оба гвардии старшины. Неистовые весельчаки и храбрые рубаки. У каждого на счету до двух десятков порубанных и несколько десятков раненых фашистов. Их девиз "Наши сабли остры и кони быстры", "За Родину, за Сталина!"

У каждого красуется на груди медаль "За отвагу" и орден "Красной Звезды", торжественно врученный им в День Красной Армии. И в этот праздничный день благодарные кавказцы устроили всему личному составу полка чудный жизнерадостный импровизированный концерт. В сложных условиях войны каждому из нас подарили глоток счастья, радостного домашнего настроения.

Озаренные сияющими улыбками однополчане с доброй завистью и восхищением глядели на лихих горцев, отца и сына Газоевых. Еще бы! На своих горячих рысаках, скачущих во весь аллюр, они продемонстрировали высокий класс джигитовки. Затем каждый из них легко поднял на своих плечах своих коней в полном боевом снаряжении, шутливо приговаривая: "Теперь пусть кони покатаются на нас".

В заключение незабываемого концерта отец и сын, ловко выдернув из ножен сверкающие сабли и широко, как горные орлы крылья, распахнув свои мохнатые бурки, словно соревнуясь, разразились в искрометной кавказской лезгинке, в такт музыке которой бойцы и командиры ударяли в ладоши и кричали "Осса, Осса! Молодцы, чеченцы! Долгих лет вам! Высоких боевых наград!"

Соб. кор., капитан А.Певцов".

А вот его письмо к матери, Зане Газоевой, страшно опечалило.

"Родная мамочка, родные братишки Увайс, Умар, Ясу, Муса, сестренки Мари, Сари, Сана, Минат и Айбика! Стойко примите печальную весть с фронта. Нет больше нашего папочки, кормильца нашего. Казнюсь. Не уберег, и потому сердце мое рвется на части. Волосы поседели от горя. Как же вам жить дальше!? Вы еще малые. Кто вас растить будет? Не было бы войны, я бы заменил отца. А то, кто его знает? Над головой кружат немецкие стервятники, а впереди танки смертоносные. Но что поделаешь? Надо защищать Родину. Изгонять с земли русской погань немецкую. Комдив вручил мне еще один орден – орден Красного Знамени. Посмертно представлен к такому же ордену и отец. По приказу самого генерала Рокоссовского награды его, боевого коня Хайбаха отправят вам. Вас вызовут для вручения. Дорогая мама, идя в военкомат, возьми с собой денежный аттестат. Назначат на детей пенсию до совершеннолетия. Если Аллах оставит меня в живых, вернусь домой с Аргуном. Он, как и я, тоже два раза ранен. Мы с ним неразлучны. В бой – вместе, в огонь – вместе, в воду – вместе. И если суждено – в могилу вместе. Вместе – за Родину! За нашего Сталина!

Мамочка! Наберись сил, успокойся, как можешь, не рви свое нежное сердце. Оно теперь одно на всех. Не плачь, не переживай за нас, за детей. Государство поможет. Наш любимый вождь Сталин поможет!

Отец погиб в тяжелом бою на подступах к Десне в Женский праздник 8 марта. На могиле комдив сказал: "Погиб героем!" Все плакали. Не мог сдержаться и я. Плакал, как в детстве, навзрыд.

Вот прогоним проклятого врага, тогда я поставлю на могиле отца огромный чурт, такой, как у дедушки в Хайбахе, и золотыми буквами напишу: "Спи спокойно, отец! Перед тобой я в вечном долгу. Твой старший сын Бексултан".

Мои родные, дорогие, любимые: мамочка, Увайс, Умар, Ясу, Муса, Мари, Сари, Сана, Минат и Айбика, писать больше нет ни сил, ни времени. Звучит сигнал "К бою!" Аргун знает этот сигнал. Бьет копытом. Зовет меня. Письмо отправлю после боя. Прощайте! Прощайте! Обнимаю и целую Вас, любящий Бексултан.

12 марта 1943 года. Украина. Десна".

КАК ИСЧЕЗЛО ЦЕЛОЕ СЕЛО

Как и заведено у нас в штабе поиска, о найденном герое я поспешил сообщить на его родину. Для того, чтобы это сообщение привлекло внимание почтовых работников и быстрее попало адресату, письмо послал открытым, с грифом "Особо важное. Найден герой".

"Уважаемая Зана Газоева! Мне суждено было прикоснуться к праху Вашего сына Бексултана и к светлой памяти Вашего мужа Газимахмы, геройски погибших в марте 1943 года на Украине. Вы, наверное, уже знаете об этом по извещениям из Министерства обороны или из военкомата. У меня есть фотокарточка и документ Бексултана. Откликнитесь. Подробности при встрече.

Москва, Гоголевский бульвар, 4, С.С. Кашурко".

Ответ пришел незамедлительно из Грозного со штампом адресного бюро: "Населенного пункта Хайбах в ЧИАССР нет".

Не может быть!.. Еще раз внимательнейшим образом изучаю "смертник" и неотправленное письмо...

Я немедленно вылетел в Чечню. Ведь бывали случаи, когда нерадивые бесчувственные работники почты ленились доставлять письма в труднодоступные хутора или аулы. Присылали отписки: "Нет. Не значится. Неизвестно" и т.д. А побываешь на родине героя, находишь и родных, и родственников, и соседей.

В Грозном крайне настороженно встретил меня первый секретарь Обкома КПСС Доку Гапурович Завгаев:

– Верно. Хайбаха в республике нет. Ни в справочнике, ни на карте. Да что вам дался этот Хайбах? Ну, был до войны. А в войну его не стало. Сгорел...

– А люди, жители где? Где мать героя, где его братья и сестры?

Доку Гапурович ахал, охал, и так и сяк уклонялся от ответа, потом нехотя выдавил:

– И люди сгорели. При депортации сожгли. Ну, зачем ворошить старое? Что было, то уже травой поросло.

– Там мать героя, надо сообщить...

– Кому? Праху? – съязвил он.

– Да, праху! Дайте вертолет, я полечу. Как это так – сожгли?! – возмутился я. Отец и сын за Родину жизнь положили, а их родных, самых близких людей сожгли! Не в прифронтовой полосе, а за две тысячи километров от фронта!

– Не кипятитесь, – спокойно ответил глава обкома партии. – Все сделано по Указу самого Верховного, Сталина. Говорить и писать об этой истории запрещено. Понятно?

Но я не отступал. Взывал к совести. Требовал. И Завгаев сдался:

– Дам вертолет. Лети хоть в ... тартарары!

Вертолет выделили. Маломощный. Летчики сказали, что в горах над бывшим Хайбахом турбулентное движение воздушных масс, вертолет не удержится, ударится о скалу, и все действительно могут полететь в тартарары, как сказал Завгаев. "Тогда и вы будете "без вести пропавшим".., – предупредили они.

За разрешением и изучением архивных документов о трагедии в Хайбахе пришлось вернуться в Москву. Документы специальной комиссии ЦК КПСС, которую возглавлял зам. зав. отделом административных органов ЦК Тикунов В.С., были в единственном экземпляре и хранились под семью замками у заведующего общим отделом ЦК Болдина В. И. Пришлось обращаться к самому Михаилу Сергеевичу Горбачеву. Он дал разрешение. Спасибо ему.

Обогатившись очень важной секретной информацией, я вылетел в Грозный. Весть о моем твердом намерении заняться Хайбахом мигом облетела республику. В гостиницу ко мне потянулись люди, корреспонденты радио и телевидения. Все умоляли не отступать от намеченного: "Мы на руках тебя понесем в Хайбах!" Дороги и тропы тогда же, в 1944 году, оказывается, были разрушены (взорваны), чтобы не было доступа в запретную зону.

Видя такой необычный поворот дела, председатель Чечено-Ингушского Совета Министров Сергей Мажитович Беков, ингуш, предложил создать чрезвычайную комиссию по расследованию геноцида в Хайбахе. В нее добровольно вошли: очевидец сожжения людей в Хайбахе, в то время бывший заместитель Наркома Юстиции республики Дзияудин Мальсагов, прокурор Урус-Мартановского района, член Президиума Верховного Совета ЧИАССР Руслан Цакаев, член оргкомитета по восстановлению Ингушской автономии Салам Ахильгов, и учитель истории средней школы селения Гехи-Чу Саламат Гаев. Председателем комиссии единогласно избрали меня. Назвался груздем...

И вот 22 августа 1990 года выделенный нам Кабардино-Балкарией мощный вертолет "МИ-8" взмыл над Грозным и лег курсом на Хайбах, на высоту 2100 метров над уровнем моря.

Прильнув к иллюминатору, я заметил, как по склонам гор вверх взбирались цепочкой, словно муравьи, мужчины. Шли они, как мне сказали, уже вторые сутки. "Такое массовое восхождение на высокогорное плато совершалось впервые", – сказал Цакаев.

Любуясь сказочной красотой девственной природы, кто-то воскликнул: "Глядите, это же рай земной!" – "А вон там, выше – ад людской", – проронил угрюмо молчавший Мальсагов.

– По курсу родовая Башня. Это Хайбах! – объявил пилот.

– Не Хайбах, а мертвое царство, – печально поправил Мальсагов.

Совершая круги над этим безмолвным царством, вертолет по настоятельной просьбе Мальсагова завис над черным пятном с торчащими обгорелыми столбами бывшей конюшни колхоза имени Лаврентия Берия, где произошла в феврале 1944 года дикая расправа над мирно жившим населением тихого высокогорного аула. Вглядываюсь в это черное пятно. Стало не по себе. Жуткие импульсы исходили от него. Перевел взгляд на одиноко стоящую, как бессменный часовой, сторожевую башню, немую свидетельницу сожжения более семисот некогда жителей древнего Хайбаха.

Сделав маневр над плотно зажатым скалами плоскогорьем, вертолет плавно приземлился у тоскливо журчащей средь трав и цветов реки Гехинка.

Я ВИДЕЛ РЫДАЮЩИХ ГОРЦЕВ

Сдержать душевный порыв уже не было терпенья, и я кинулся вслед за Мальсаговым. Сделав несколько шагов по колышущемуся черному пепелищу, я почувствовал, что мои ноги основательно увязли в мертвецки дышащей трясине человеческих костей, прикрытых пеплом от сгоревшей соломенной крыши.

...Стало страшно. Жутко. Я попытался повернуть обратно, но что-то вроде капкана цепко держало мою правую ногу. В ужасе я с силой выдернул ее. Оказывается, она провалилась в грудную клетку обгоревшего человека. Потрясенный, не замечая подходящих ко мне людей, я разгреб руками тонкий слой пепла и увидел женский скелет с уцелевшей пышной косой, до которой огонь не сумел добраться только потому, что она на нее упала, прикрыв своим телом. "Это моя жена!" – услышал я судорожный вскрик. Седой, как лунь, старик Ерохан Сатуев, дрожащими руками держа у сердца некогда пышную косу жены, не смог сдержать слез: "Аминат!.. наконец-то мы встретились..."

Отступив назад из этого кромешного ада, Дзияудин Мальсагов, сильно волнуясь, стал рассказывать потрясенным горцам о том, что ему пришлось пережить на этом месте 46 лет назад, когда он, будучи заместителем наркома Юстиции, прикомандированным в помощь работникам НКГБ депортировать чеченцев в Казахстан, стал невольным свидетелем этого варварского геноцида. Затем обвинительные факты привел Саламат Гаев, много лет посвятивший сбору данных об этой карательной акции. Воспоминаниям не было конца. Они говорили о своих детях, матерях и женах, отцах и дедах, сгоревших здесь заживо. Слушая их, я чувствовал, как гнев и кровь вскипали в моем сердце. И стыд. Стыд... Не хотелось верить, что такой ужас вершился в нашей хваленной социалистической державе, в "самой гуманной и свободной"! Пройдя все круги ада, убитые горем старики-чеченцы находили в себе силы, в который раз переживая незабываемое, рассказывать о постигшем их родных и близких злодействе.

Обо всем, что я в те дни увидел, услышал, прочитал, исследовал, я решил рассказать вам, дорогие читатели. Рассказать всю правду, без утайки и боязни быть преследуемым со стороны тех, кто не хотел и не хочет разоблачения их злодейства, их людоедства.

ОБОРОТНИ В ОБЩЕВОЙСКОВЫХ ПОГОНАХ

Рано утром 23 февраля 1944 года, в праздник Красной Армии, в частях и подразделениях НКГБ и НКВД, заблаговременно расквартированных на всей равнинной территории Чечено-Ингушской республики под видом общевойсковых пехотных и артиллерийских подразделений, прибывших с фронта якобы на отдых, прозвучал радиосигнал "Пантера": приступить к поголовной депортации населения.

Девятнадцать тысяч откормленных в семьях горцев оперработников НКВД-НКГБ и СМЕРШа, сто тысяч солдат и офицеров войск НКВД и тридцать одна тысяча общевойсковиков (всего 150 тысяч, по 3,2 мирных жителя на каждого) в шесть утра ворвались в жилища безмятежно спавших чеченцев и прикладами автоматов стали выгонять их на колхозные дворы и площади.

На этих так называемых сборных пунктах перепуганные мирные люди никак не могли понять: что произошло, что случилось с еще вчера такими вежливыми и гуманными фронтовиками – защитниками Родины? Почему они вдруг превратились в карателей и, нагло матерясь, силком запихивают их, готовивших "фронтовикам" праздничный обед, в крытые грузовики без всяких объяснений?..

Вереницы "студебекеров", предназначенных для фронта, беспрерывным конвейером доставляли обреченных на железнодорожные станции и перегружали их в неотапливаемые товарные вагоны для перевозки скота.

180 эшелонов, до отказа набитых растерянными, ничего не понимающими горцами, мчали, не уступая даже воинским составам, в холодные степи Киргизии и Казахстана. На бескрайних просторах Советской Родины они оставляли за собой на перронах, вдоль дорог тысячи умерших, трупы которых родственникам не давали хоронить, но над которыми глумились мародеры, после чего голыми забрасывали в пристанционные ямы.

Надо отдать должное изобретательности Генерального Комиссара Госбезопасности Лаврентия Берия. Его хитроумная уловка удалась на славу: в разгар битвы с гитлеровскими захватчиками он сохранил свои элитные войска. Под благовидным предлогом выселения неблаговидных народов в Сибирь и Казахстан с фронтов Великой Отечественной были отозваны боеспособные полки и дивизии НКВД-НКГБ. Их послали сражаться в глубоком тылу с беззащитными семьями тех, кто не щадя своей жизни и крови бился с чужеземными полчищами.

Заметим и то, что "провидец" Сталин санкционировал бериевский иезуитский, предательский по отношению и к фронтовикам, план государственного массового "дезертирования" войск НКВД-НКГБ с мест боев и сражений. При этом оголяя стрелковые полки и дивизии от военной техники, лишая авто и гужтранспорта, от продовольствия и обмундирования, которых не хватало на передовой. Вспомните хотя бы по документальным фильмам, где показаны полуголодные, оборванные и полубосые советские бедолаги-солдаты, которые тащат на себе орудия, толкают маломощные полуторки и ЗИСы по бездорожью. А кони? Некормленные, они из кожи лезут вон, таща по грязи повозки с боепитанием на передовую!..

В эту пору самых решающих битв тысячи мощнейших вездеходов и американских "студебекеров" раскатывают по Северному Кавказу, а сытые, холеные бериевцы в новеньких формах, да еще для маскировки в обмундировании бойцов и командиров Красной Армии гоняются за женщинами, детьми и стариками, изображая из себя патриотов Советской власти. Гоняются за беззащитными семьями, главы которых кровь проливают на фронте, не ведая, что защищают, по сути дела, бериевщину и сталинизм, что одно и то же – дьявольщину, сатанизм! И вот в тяжелое военное лихолетье главнокомандующий Иосиф Сталин награждает главнокомандующего душегубов Лаврентия Берия высшим полководческим орденом Суворова 1-й степени за героизм, проявленный в борьбе с женщинами, детьми и стариками!

"ПОЛКОВОДЧЕСКИЙ" ДАР БЕРИИ

В День Красной Армии 23 февраля 1944 года чекистско-войсковая операция в Чечено-Ингушетии прошла так молниеносно, что уже в 11 часов дня счастливый Берия, прибывший в Грозный в правительственном, бронированном поезде из Москвы, телеграфировал в столицу победную реляцию:

"Совершенно секретно. Государственный Комитет Обороны тов. Сталину

Сегодня, 23 февраля, на рассвете начали операцию по выселению чеченцев и ингушей. Выселение проходит нормально. Заслуживающих внимания происшествий нет. Имели место 6 случаев попытки к сопротивлению со стороны отдельных лиц, которые пресечены арестом или применением оружия. Из намеченных к изъятию в связи с операцией лиц арестовано 842 человека.

На 11 часов утра вывезено из населенных пунктов 94 тысячи 741 человек, т.е. свыше 20 процентов, подлежащих выселению, погружены в железнодорожные вагоны из этого числа 20 тысяч 23 человека.

Берия                                                                                                                                                23.04.1944 г."

* * *

Второй этап выселения из горных районов республики начался на рассвете 27 февраля, после сильного снегопада. По заснеженным тропам с гор невозможно было спускать детей, женщин, больных и стариков. Вниз погнали только здоровых стариков, девушек и женщин.

Немощных же из близлежащих сел согнали в высокогорный аул Хайбах и затолкали в конюшню колхоза имени Берия. Конвоиры объявили: "Если не хотите замерзнуть, утепляйте сарай". Не подозревающие подлого подвоха люди изо всех сил таскали из стогов сено и солому, толстым слоем обкладывали стены и устилали пол.

В это же время в конюшне совершилось таинство: красавица Хеса Газаева подарила мужу Алаудину двух близнецов. Хасан и Хусейн назвали мальчишек – тут же всем миром выбрали имена. Радоваться бы появлению на свет малышей, но...

Об удачно проведенной акции начальник Галанчожского оперативного сектора полковник Гранский поспешил сообщить командующему чекистско-войсковой операцией в этом же секторе комиссару госбезопасности 3-го ранга, генерал-майору Гвишиани.

Со слов Мальсагова было так.

– Товарищ генерал, разрешите доложить! – подобострастно рапортовал полковник. – Согласно вашего мудрого плана, чеченцы попались на удочку, утеплили сеном и соломой конюшню и покорно вошли в нее.

Говорил он о каком-то кавалерийском коне, год назад доставленном с фронта по распоряжению командующего Центральным фронтом генерала Рокоссовского многодетной семье погибшего хайбахца.

Этот боевой конь по кличке Хайбах проявил воистину воинственный дух. Увязавшись за своими хозяевами, он метался перед запертыми воротами конюшни. Ржал, угрожающе мотая головой, норовя укусить, бил копытами, брыкался, вставал на дыбы. Сержант Гнус попытался было ухватить его за гриву, так он ударил кованым копытом так, что пришлось срочно вызывать врача.

– Это ж, кстати, очень хорошо! – обрадовался Гвишиани. – К отчету впустите и его в конюшню. На голову будет больше бандитов. Всего 704.

– Товарищ генерал, да и там без коня уже 705 бандитов, – заметил полковник. – Утром в конюшне родилась двойня.

– Кто, мальчики или девочки?

– Мальчики, – заверил полковник.

– Стало быть, бандиты, – удовлетворенно заключил генерал, – в отчете ставь 705. А коня жалко. Под седло пойдет. Ко мне его!

– А что с детворой делать?

Его ждал с докладом Лаврентий Павлович, после чего он обещал сказать, что делать с бандитами.

Ровно в 11 утра Берия вышел на радиосвязь. Из их разговора Гранский понял лишь три слова: пустить красного петуха. Выпив для поднятия тонуса еще пару стопок коньяка, вдохновленный согласием самого Берия, генерал Гвишиани, одев папаху и заткнув за пояс "ТТ", браво зашагал к обреченным "бандитам".

Став напротив конюшни в позу Наполеона, он, убедившись в готовности подручных, дал команду: поджигай!

С канистрами бензина поджигатели побежали вокруг конюшни.

Женщины отчаянно заголосили...

В ответ из укрытий по конюшне ударили пулеметы трассирующими пулями. Бешеные языки пламени, казалось, метнулись к опустевшим саклям, сторожевой башне, речке Гехинка и, всеми отвергнутые, зловеще рванулись в небо.

Ошеломленный Мальсагов кинулся к Гвишиани: "Там же люди, остановитесь!.."

– И ты туда же хочешь? – рассвирепел палач. – Арестовать!

Охваченная огнем, закричала конюшня. Обезумевшие от ужаса люди ринулись к воротам, которые, не выдержав напора, рухнули с частью стены наружу. И в эту отдушину хлынули люди-факелы, среди которых была большая семья Гаевых: 110-летний Тута, его 100-летняя жена Сари, 108-летний младший брат Хату, его 90-летняя жена Марем с праправнучкой, трехлетней Рукият и Аминат пяти лет. Рядом бежали 70-летний сын Хасбек с 60-летней женой Сацитой, поддерживая внуков – Ису 7 лет и Мусу – 9 лет. Младший сын Хату, 50-летний силач Алаудин, нес на крепких руках жену, 30-летнюю Хесу с младенцами Хасаном и Хусейном.

Вырвалась из кромешного ада и многочисленная семья героев-фронтовиков Газоевых – мать Зана с пятью дочерьми и четырьмя сыновьями: отдав на защиту Родины мужа и старшего сына, она осталась беззащитной перед своей Родиной, наславшей на нее и ее детей своих карателей.

– Что делать? – растерялся полковник Гранский.

– Твари, разжалобить хотят! – крикнул генерал Гвишиани и, будто находился на переднем фланге, дико заорал:

– Огонь! Огонь! Огонь!

Не знали горцы, что у палачей вместо сердца в груди отбойные кувалды. Отделение автоматчиков дало длинные очереди разрывными пулями. Перед воротами конюшни выросла гора трупов, по которым всё еще карабкались выползающие из пекла горящие люди. Вокруг стоял невыносимо тяжёлый запах жареной человечины.

С драгоценной ношей дальше всех удалось пробежать могучему Алаудину. Видимо, у автоматчиков не поднялась рука на крошек-младенцев, родившихся всего 6 часов назад. Ещё шагов пять, и Алаудин оказался бы перед генералом. Но генерал-палач не дрогнул перед "бандитами". Навскидку лично выстрелил из "ТТ". Гвишиани был ворошиловским стрелком, и силач Алаудин, сделав ещё пару шагов, припал на колено и нежно опустил любимую с сыновьями на тающий снег.

Хеса, собрав остатки угасающих сил, встала на колени и, прижимая малюток к груди, читая молитву, доползла до ног палача.

Гвишиани полюбопытствовал: "Что она лопочет?" Переводчик ответил: "Просит сохранить жизнь младенцам".

Генерал сплюнул и, выругавшись по-грузински, с размаха ударил сапогом в лицо несчастной: "Вот тебе жизнь!"

Опрокинувшись на спину, молодая женщина беспомощно уронила малюток. Они распеленались и покатились в разные стороны, подняв крик.

– В огонь их! Быстрее в огонь, чтоб не мучились! – "сжалился" генерал-палач, и мгновенно крохотные тельца мальчишек друг за другом полетели в огонь. Едва начавшаяся жизнь оборвалась вместе с последним криком младенцев.

Все 705 человек были уже мертвы, когда с неба на жуткое пепелище упали первые капли. Это были слезы упавшего на землю дождем неба. Единственные слезы, оплакавшие невинные жертвы открыто. Но, как оказалось впоследствии, у этой чудовищной трагедии были и другие живые свидетели, чудом уцелевшие дети, ушедшие спозаранку в лес на заготовку хвороста... И те мальчишки, кому в этой панике удалось скрыться в лесу.

"Хотелось бы всех поименно назвать, Да отняли список и негде узнать!", – писала о других жертвах, но этой же страны, великая мученица – поэт Анна Ахматова.

Свой список чеченцы восстановили, назвав каждую жертву поименно в "Белой книге", изданной историком Гаевым, членом нашей комиссии, о чьих родственниках шла речь выше.

Безумно уставший от увиденного и услышанного, под диктовку членов комиссии я составил акт – первый официальный документ о хайбахской трагедии. Вот он:

АКТ ОБСЛЕДОВАНИЯ МЕСТА МАССОВОГО УНИЧТОЖЕНИЯ, ПУТЕМ СОЖЖЕНИЯ И РАССТРЕЛА, ЖИТЕЛЕЙ БЫВШЕГО ГАЛАНЧОЖСКОГО РАЙОНА ЧИАССР ПРИ НАСИЛЬСТВЕННОМ ВЫСЕЛЕНИИ В ФЕВРАЛЕ 1944 ГОДА

22 августа 1990 года Бывшее селение Хайбах, бывшего Галанчожского района Чечено-Ингушской АССР

Чрезвычайная комиссия в составе: руководителя группы "Поиск" Советского комитета ветеранов войны КАШУРКО С.С. (председатель комиссии), бывшего 1-го заместителя наркома юстиции ЧИАССР МАЛЬСАГОВА Д.Г., прокурора Урус-Мартановского района, члена Президиума Верховного Совета ЧИАССР ЦАКАЕВА Р.У., члена оргкомитета по восстановлению ингушской автономии АХИЛЬГОВА С.Х., учителя Гехи-Чунской средней школы ГАЕВА С. Д. 22 августа побывала (на вертолете) в бывшем селении Хайбах, расположенном в горах на территории Урус-Мартановского района.

Произведен осмотр места сожжения и расстрела в конюшне бывшего колхоза имени Берия около 700 жителей, в том числе детей, женщин и стариков.

Заслушаны и записаны на диктофон и видеокамеру очевидцы невообразимой трагедии в горах.

Для подтверждения совершенного злодеяния против ни в чём не повинных людей произведена раскопка сожженных и расстрелянных.

ВЫВОДЫ:

1. Комиссия считает установленным факт массового уничтожения людей в Хайбахе и признает это геноцидом. Виновников этого злодеяния предать суду.

2. Призвать государственные и общественные организации и всех граждан оказывать всяческое содействие проводимой по указанному факту проверке.

Акт был подписан каждым из членов нашей комиссии.

Собравшиеся на месте трагедии более 150 человек попросили меня прочесть акт. В установившейся гробовой тишине, борясь со спазмами в горле, я старался читать громко, чтобы быть услышанным всеми. Но мой голос, казалось, существовал отдельно от меня – он звучал как приговор. И, будто почувствовав этот начавшийся суд истории, один из старейшин попросил за всех:

– Дорогой Степан, наш низкий поклон тебе и великая просьба: если возможно, пожалуйста, доставь сюда палача Гвишиани. Не для расправы, а для того, чтобы поглядел на это вот пепелище – дело кровавых рук своих. Нам бы в глаза ему взглянуть...

Просьбу горячо поддержал Дзияудин Мальсагов. Он, все эти годы следивший за судьбой убийцы, сообщил, что по его данным Гвишиани из Москвы переехал в Тбилиси и возглавляет организацию ветеранов-чекистов.

Я пообещал выполнить просьбу немедля, до того, как кровавого палача успеют предупредить все те же тайные осведомители КГБ, коих надо было ожидать и среди тех, кто продолжал жить в республике, среди чеченцев.

КАК Я ПОЕХАЛ ЗА ГВИШИАНИ

Я знал, как проведу эту операцию. По методу отчаянного разведчика Второй Мировой войны Отто Скорцени, чья дерзость и личное мужество не раз помогали ему совершать безумно рискованные операции, я решил закатать палача в ковер и тайно вывезти в Хайбах.

Вместе с членом чрезвычайной комиссии Саламом Ахильговым и известным в Ингушетии силачом Исой Оздоевым, одной рукой переносящим под мышкой более 100 килограмм, мы на следующий день на БМВ прибыли в Тбилиси, где нас встретил кандидат в Президенты Грузии Звиад Гомсахурдия. Он с пониманием отнёсся к нашей акции и помог нам проникнуть в роскошный особняк Гвишиани. Но, к сожалению, мы опоздали. Разбитый параличом изувер скончался.

Нас, "историков", любезно встретила его родственница Арцемида, вдова младшего брата Гвишиани, полковника госбезопасности. Респектабельная старушка – бывшая работница аппарата Верховного Совета Грузии – угодливо предоставила нам семейный альбом с фотографиями деверя-генерала. Да, облик палача соответствовал его деяниям. Бесцветные, словно стеклянные глаза. Тонкие, плотно сжатые губы, крепкий раздвоенный подбородок. Одним словом, лицо генерала, не знающего пощады.

Арцемида поведала нам то, о чём знают немногие. Оказывается, изувер Гвишиани в 1947 году сумел породниться с известным государственным деятелем Алексеем Николаевичем Косыгиным. Его сын Джермен женился на дочери Косыгина – Людмиле. Отпрыск палача впоследствии стал Председателем Совета Международного института системного анализа Академии наук СССР, академиком. Умер он в мае 2003 года, немного пережив свою супругу, Людмилу Косыгину.

Одним словом, палач народов Гвишиани избежал расстрела вместе с Берией благодаря Косыгину, вернее, его своенравной и деспотичной жене Клавдии.

– Клавдия Андреевна мягкого и добродушного мужа держала в ежовых рукавицах, – увлеченно рассказывала Арцемида. – Бывало, сидя в роскошном кресле, Клавдия хлопнет по своей жирной ляжке: "Лёша, ко мне!" и никогда не перечивший ей Алексей Николаевич тут как тут. У её ног. "Что, Клавочка, что?" И вот, когда Гвишиани арестовали, она Косыгину предъявила ультиматум: "Пока не добьёшься освобождения свата, с души не слезу". И не слезала до тех пор, пока палач не оказался на свободе.

Далее разговорчивая Арцемида, довольная тем, что мы слушали её с особым вниманием, поведала об очень важном для нас. После выполнения правительственного задания в Чечне, 8 марта 1944 года, в гости к Арцемиде из Грозного прибыл в новом мундире и золотых генеральских погонах деверь. Его красавец адъютант капитан Антонов едва втащил в дом два больших кожаных чемодана. И вот однажды, когда Михаил Максимович Гвишиани где-то задержался, адъютант решил угостить Арцемиду и её детей плиточным шоколадом. Открыл один чемодан и в ужасе обомлел. Ошибся, не тот открыл, который следовало. В том чемодане, набитом до верху, находились награбленные драгоценности: бриллиантовые и золотые украшения, золотые часы, кольца, ожерелья, ножи, кинжалы. Чего только там не было!..

Испугавшись, адъютант дрожащими руками стал закрывать чемодан, и в этот момент на пороге показался выпивший генерал: "Кто позволил тебе открывать чемодан с секретными материалами?" – свирепо закричал и, выхватив из кобуры пистолет, нацелил его на побледневшего от испуга капитана. Арцемиде жалко было красавца-мужчину, и она успела повиснуть на руке деверя. Пуля не задела капитана. Зато он был тут же разжалован и уволен со службы…

УГОЛОВНОЕ ДЕЛО № 90610010

Через неделю после чрезвычайной комиссии, составившей акт обследования места массового сожжения людей, 31 августа 1990 года, прокурор Урус-Мартановского района Руслан Цакаев возбудил уголовное дело № 90610010, длившееся ровно три года с переменным успехом. Следователю, юристу I класса Мусе Хадисову, всячески мешали те, кому не хотелось обнародования государственного геноцида. Неоднократно делались попытки изъятия и уничтожения этого нежелательного дела

Однажды, им казалось, почти удалось достигнуть своей гнусной цели. Хитростью выманили следователя в Ростов-на-Дону, где и собирались спрятать "концы в воду". Но...

Вот что сообщал об этом в Генеральную прокуратуру Чечни 20 августа I993 года этот мужественный человек – Муса Хадисов: "В ходе расследования дела при выявлении конкретных лиц, виновных в уничтожении чеченского народа, дальнейшее расследование руководством прокуратуры ЧИАССР и РСФСР было поручено военной прокуратуре Грозненского военного гарнизона, а после передано дальше – в город Ростов-на-Дону.

На неоднократные требования прокуратуры Чеченской республики вернуть дело обратно прокуратура Ростова-на-Дону и прокуратура РФ не отвечают.

Но мною, прежде чем передать дело военной прокуратуре, оно было предусмотрительно перекопировано и сохранено в его оригинальном виде.

В связи с изложенным остались непривлеченными к уголовной ответственности лица, виновные в геноциде чеченского народа, не дана судебно-правовая оценка деятельности высших должностных лиц СССР – Сталина И., Берия Л., комиссаров госбезопасности Серова, Кобулова, Круглова, Аполлонова и других лиц, руководивших совершением тягчайшего преступления против чеченского народа, выразившегося в его физическом истреблении..."

Далее следуют обстоятельные обвинения вышеперечисленным государственным деятелям СССР. И всё-таки, не мытьем так катаньем, но дело о геноциде в стране большевиков-коммунистов не дали довести до логического конца. В Чечне развязали кровавую войну, и таким образом преступники высокого ранга, совершившие преступление века и подлежащие суду Международного военного трибунала, остались безнаказанными...

Трагедия в Хайбахе – не только напоминание о трагедии всего советского народа. Не только напоминание о том, чтобы люди сообща боролись за свои права, за свою жизнь. Трагедия в Хайбахе – наш национальный позор, который до сегодняшнего дня не жег нашу совесть, нашу душу, но с которым нам отныне надо заново учиться жить.

Более полувека прошло с момента, когда в горах Кавказа кровавым заревом взорвался Хайбах, и его губительное эхо, отозвавшись на горных вершинах, перекатилось на равнинные просторы России и по сей день звучит раскатами орудий и трелью пулемётов, гулом горящих жилищ и душераздирающим криком вконец измученных людей.

Кто остановит эту лавину зла?

 

ЛИСТАТЬ ЖУРНАЛ >>