ЛИСТАТЬ ЖУРНАЛ >>

АРХИВ > ДОШ # 2/2003 >

О НЕЙ ПОЗАБОТИЛСЯ БОГ

Марьям ВАХИДОВА  (стр. 29-30)

"Орлиные носы сводят меня с ума; мне кажется, что в них заключается вся сила характера и счастье жизни", – признавался Лев Толстой, любуясь мужественным профилем горцев. Нет, конечно, граф Толстой восхищался не ею, но определенно такими, как она...

Марьям АЙДАМИРОВА

Марьям Айдамирова. Великая Женщина. Женщина без возраста. Она царствовала на сцене так долго, что легендарный нестареющий Махмуд подшучивал над ней, своей знаменитой землячкой, объездившей с ним немало стран, что сам Пушкин в свое время посвящал ей стихи. И цитировал: "То, как зверь, она завоет; То заплачет, как дитя..."

И, как дитя, она всерьез обижалась на все, что намекало на груз неотвратимо надвигающихся лет ...

Только ленивый не пытался подсчитать прожитые ею годы... Почтенные старцы признавались ей, что с детства были поклонниками ее таланта. Но никто даже сейчас с полной уверенностью не может сказать, в каком году родилась эта самая яркая, сильная, с неповторимым голосом, с манерами и осанкой императрицы звезда по имени Марьям.

 Дожив до преклонных лет, она ушла от нас в самые счастливые минуты своей жизни, когда в ее сердце поселилось настоящее сильное чувство. Это была не страсть, настигшая зрелую, опытную женщину. К ней пришла любовь, когда меньше 70-ти лет ей уже просто не могло быть.

Человек, встретившийся ей в самое тяжелое для нее время, способен был смутить даже юное создание...

 Он был благодарен ей за эти светлые чувства, настигшие его на их "вечерней заре".

А ей, заглянувшей в глаза смерти во время тяжелой операции, достаточно было, что он есть, что он рядом, что она может видеть его.

Как подросток, она вспыхивала в смущении от одного его взгляда. Она не разучилась краснеть, как девушка при первом свидании. Мать взрослых детей, она казалась хрупкой, не искушенной в любви, застенчивой девочкой, стоило ему лишь приблизиться к ней, поприветствовать ее...

Гибкий стан ее в гIабли, (национальной одежде), перехваченный тонким поясом, был предметом зависти девушек, выходивших с ней на одну сцену.

Сцена. Она была рождена... Нет, не Марьям была рождена для сцены, а сцена будто была создана специально для Марьям...

Как она выходила на сцену!.. Ее голос, презиравший микрофон, несся из-за кулис и, разрывая воздух, с тесных подмостков вырывался в переполненный зал, наполняя и увлекая за собой души слушателей, уже находившиеся в его власти. И когда зрители под гипнозом этого божественного голоса становились единым целым, когда уже не было всех и каждого, а был единый Слух, устремленный к ней, идущей к ним певице, появлялась Она...

С высоко поднятой головой, всегда безупречно причесанная, стильная, элегантная, она шла за своим голосом, как королева...

В такие минуты она казалась надменной. Высокомерной... Орлиный профиль ее подчеркивал и усиливал эту царственную стать...

Ни тяжелый аккордеон в руках, ни туфли на высоких каблучках, ни перенесенная позже тяжелая операция, – ничто не мешало ей вспорхнуть птицей и с необыкновенной легкостью пуститься в пляс под собственный аккомпанемент...

До последних дней своих она выходила на сцену. Она знала большие сцены и маленькие. Прославленные и не очень. Она объездила с концертами немало стран, но до последнего дня выходила на импровизированные сцены в каждом селе своей республики, которую она бесконечно любила и без которой не мыслила свою жизнь.

Народная певица Чечено-Ингушетии, она всегда оставалась верной своему народу. Даже тогда, когда ее народ пошел за новым лидером... Она не покинула свою Родину, в которой начались большие перемены. Перемены, в которых она не хотела принимать никакого участия. Но это был свободный выбор ее народа. Народа, судьбу которого она без колебаний разделила...

Своим присутствием на концертах она поддерживала начинающих талантливых певиц с сильными фольклорными голосами и искренне признавалась, что чувствует "ком в горле", глядя на них, молодых и красивых, напоминающих, как беспощадно время к ней, как к женщине.

Она любила жизнь...

Зная, что обречена, она не потеряла интереса к ней. От ее хрупкой фигуры исходила такая сила, а ее глаза искрились такой страстью к жизни, что все слухи о ее личной трагедии казались злой шуткой...

Танцевать с ней лезгинку было большим испытанием для мужчин, не выдерживавших заданного ею ритма. Даже на восьмом десятке лет она кружилась в танце, набирая обороты, так долго, что дух захватывало. Не у нее. У зрителей. И в тот момент, когда не было уже сил наблюдать за этим стремительным фуэте, она резко останавливалась и, выпрямив гибкий стан, абсолютно спокойно, прощалась, как положено, с партнером, аплодируя ему легким прикосновением рук...

Ее нельзя было застать врасплох. Никогда. Ее дом был открыт для всех...

Она встречала своих гостей так, как встречала на сцене: с безупречной внешностью, с улыбкой, несколько смущенной, но щедрой... С любовью...

В сердцах чеченцев она осталась вечной, неувядающей, неповторимой Марьям Айдамировой, прожившей долгую, сложную и очень интересную жизнь.

Ее голос был голосом Родины для тех, кто слышал ее, находясь в изгнании. Для более позднего поколения ее голос стал голосом из юности их родителей, соединившейся с их молодостью.

Сама же Марьям приехала в Чечню, вобрав в свой голос всю ширь безбрежных казахских степей и силу казахских народных песен, которые она исполняла не реже своих, чеченских.

Беспощадная к себе, она не оглядывалась назад... Ей – избраннице Бога – достаточно было просто нести Его дар людям. Не потому ли ее голос так проникал нам в душу? Всем... Каждому...

Марьям АЙДАМИРОВА Тамара ДАДАШЕВА 1991 год

ЛИСТАТЬ ЖУРНАЛ >>