<< Листать журнал >>
ДОШ # 5/2004 > ИСКУССТВО

К 80-ЛЕТИЮ ЧЕЧЕНЦА №1

ВОЛШЕБНИК ТАНЦА - МАХМУД ЭСАМБАЕВ

Светлана
АЛИЕВА

Как стремительно уходит время! Всегда молодому, не стареющему Махмуду Эсамбаеву – 80! И его уже нет среди нас – живых, запомнивших его как мудрого, отзывчивого, доброго человека, который первым показал большому миру талантливость чеченского народа, а вернее – сообщил человечеству о самом существовании чеченцев, племени, многим обитателям планеты до той поры не известного даже по имени.

Живущие вспоминают Махмуда часто – он умел находить верное решение в самых сложных обстоятельствах, его отсутствие ощутимо и огорчительно. И хотя у чеченцев сегодня немало талантливых и мудрых людей, такого, как Махмуд, к сожалению, нет. И, пожалуй, не будет. Он – единственный и неповторимый, потому им и теперь еще гордятся все народы бывшего СССР.

В сороковых-пятидесятых годах во Фрунзе – столице Киргизской ССР – на спецпоселении проживала с семьями часть интеллигенции репрессированных народов – немцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев и чеченцев. Администратором театра оперы и балета в те годы работал ингушский поэт и драматург Идрис Базоркин. И все спецпоселенцы знали, что Идрис всегда проведет их в театр при любом аншлаге.

Не помню, как часто ходили туда наши родители, но дети воспитывались на мировой музыкальной классике ежевечерне. Мы посещали все спектакли не по одному разу, просмотрели и знали наизусть все оперы и балеты. Голоса в театре были замечательные. Пели там не только киргизские солисты (среди них мне особенно запомнился очень сильный голос – сопрано Киизбаевой), но и приезжие – из эвакуированных, ссыльных. А в балете царила всеобщая любимица Бюбюсара Бейшеналиева. И во всех оперных и балетных спектаклях непременно танцевал молодой исполнитель характерных ролей и эпизодических номеров Махмуд Эсамбаев. Зритель знал его, выделял из всех танцоров и с нетерпением ожидал его выхода на сцену.

Мы, дети, очень любили его танцы. Они привлекали нас обязательной неожиданностью: Эсамбаев никогда не повторялся, сколько бы ни пришлось выступать в той же опере или балете. Выходил на сцену, к примеру, в опере «Красный мак», которую мы смотрели в девятый-десятый раз, и выдавал не виданный ранее номер. Он импровизировал по ходу спектакля, всякий раз танцевал иначе, чем в предыдущий. И мы в ожидании Махмуда спорили, как он будет танцевать сегодня вечером, в чем повторится. А он словно соревновался сам с собой в поиске новых средств и приемов выразительности.

Его знал весь город. Он появлялся на зеленых улицах в те годы небольшого уютного Фрунзе всякий раз необыкновенно красиво, непривычно, до скандальности ярко одетый и легкой танцующей походкой двигался, любезно раскланиваясь со знакомыми, останавливаясь, беседуя. А дети украдкой сопровождали его. Он давал нам уроки вкуса и воспитанности.

После отъезда из Фрунзе домой, на Кавказ, я вдруг услышала о концерте Махмуда Эсамбаева – не помню, где и когда именно: в 60-м году? В Москве? Возможно. И помчалась туда, вспоминая его лихие и неизменно мастерские импровизации. Но прежнего, хорошо знакомого Махмуда не увидела. Заполняя все сценическое пространство, на нем царил большой мастер с блистательно отточенными движениями невиданных экзотических танцев, а костюмы – смелые, яркие, красочные – подчеркивали его мастерство. В таком качестве его увидел и высоко оценил весь мир. Но всякий раз видя его на сцене зрелым, безукоризненно владеющим и залом, и собой виртуозом, я неизменно вспоминала молодого, искрящегося дерзким талантом Махмуда и жалела, что другие уже не узнают его таким...

<< Листать журнал >>